— Дела налаживаются. Немцев под Москвой остановили. Пора и нам начинать. У тебя все готово?
— Как и договаривались. Жду.
— Продуктов завезли? А то ведь семья у тебя теперь будет большая.
— Всего хватит. В случае чего телку зарежу.
Яков Андреевич вынул исписанный лист бумаги и, тщательно разгладив его, положил под клеенку.
— Это отпечатаем в первую очередь, — сказал он. — Народ ждет слово партии.
— Кури, вижу, что не терпится, — сказал Иван Васильевич, непонятно отчего волнуясь.
— Потом покурю, на кухне. Имей в виду, Блинов — предатель. Уже успел выслужиться. В Воронцове назначен старостой.
Иван Васильевич встал, резко отодвинул стул. Подошел к окну.
— Не волнуйся, приговор ему уже вынесен…
Он не договорил. Во дворе залаяли собаки. В дверь ударили чем-то тяжелым.
— Они! — сказал Иван Васильевич.
Яков Андреевич потянул из-за пазухи пистолет.
— Подожди, Яков. Поднимай половик.
Яков Андреевич схватил шапку и ватник и прыгнул в подвал.
— Живым не сдамся.
— Винтовки в правом углу под досками, — сказал ему Иван Васильевич. Поставил сверху стул и сел к столу. — Открой, мать.
Вошел офицер в фуражке с высокой тульей и посиневшим от холода лицом. На поясе пистолет в расстегнутой кобуре. Быстро оглядев комнату, он поморщился и стал медленно стягивать кожаные перчатки. За его спиной переминались с ноги на ногу два солдата. Видно было, что они сильно замерзли. У одного пилотка была натянута на уши.
Екатерина Максимовна догадливо села к столу и стала пить чай из чашки Якова Андреевича.
— Ти кто есть? — спросил офицер, заглядывая в словарик.