Радуга — дочь солнца

22
18
20
22
24
26
28
30

Не было случая, чтобы с такого расстояния, один на один с вратарем, Бутусов не забивал гол. Но на этот раз, как казалось ребятам, он непростительно мялся. Бутусова догнал запыхавшийся Дунаев. Сашка рванулся вбок и вдруг с силой ударил левой. Тяжелый, сырой мяч, не один раз побывавший в лужах, со свистом прошел мимо штанги и закрыл физиономию очкастого иностранца. На мгновение все замерли. Очкастый, лежа на спине, водил руками по лицу, отыскивая очки. У рыжей девушки округлились глаза и смешно сморщился маленький носик. Сашка посмотрел на них, сплюнул, вытирая со лба пот и нагнув голову, как делал всегда, когда забивал гол, быстро пошел с поля в заросший бузиной овражек, где был колодец с ключевой водой. Ребята потянулись за ним. Игра прекратилась.

У колодца напились воды, разлеглись под кустами бузины, крича и перебивая друг друга, начали обсуждать происшествие.

— А я говорю, нарочно ударил, — больше всех кипятился Лешка Хаврошин. — Что я, не видел? Чуть бы сунул правой — и мяч в воротах. А он развернулся, — Лешка вскочил, показывая, как бил Бутусов, — и как даст левой.

— Много ты понимаешь, правой-левой, — не соглашался Вовка Фирсов. — Ударь он правой, я бы обязательно взял. А он хотел в угол. Что я, его приемов не знаю?

— Интересно, кто бы это мог быть? — спросил кто-то из ребят, когда спорщики замолчали. Все повернулись к Бутусову, который только что оторвался от ручейка, вытекающего из-под гнилого сруба колодца.

— Немцы, кто еще будет, — сказал Сашка таким голосом, что у ребят возникло подозрение — их товарищ, пользующийся репутацией отчаянного сорванца, не случайно промахнулся по воротам.

Молчавший до сих пор Леонид Дунаев счел нужным разъяснить создавшееся положение:

— Возможен международный скандал, — авторитетно заявил он, оглядывая притихших ребят. — С немцами у нас мирный договор.

Бутусов не стал ждать, чем Марсианин кончит свою лекцию. Молча поднялся и опять пошел к колодцу, а напившись, назад не вернулся. Спустился по дну оврага к речке и медленно побрел берегом, сбивая подобранной палкой встречные лопухи.

Может быть, действительно следовало ударить правой. Все равно ведь промахнулся. Если эти немцы какие-нибудь полномочные представители, то в два счета можно угодить в милицию, а там церемониться не будут.

Домой идти не хотелось, и он решил дойти до конца деревни и там под мостом половить рыбу, и тут увидел Лиду. В руках у нее несколько веточек земляники, усыпанных недозрелыми бело-розовыми ягодами.

— Хороши? — спросила она подошедшего Сашку.

— Не знаю, дай попробовать. — Сашка потянулся к ягодам.

Лида засмеялась и спрятала руку за спину.

— Не сейчас. Я хочу написать натюрморт. В центре будут ягоды. Если хочешь, будем рисовать вместе. Ты все со старинных журналов копируешь, а ведь с натуры гораздо интереснее.

Сашка не знал, что такое натюрморт, но признаться было нельзя.

— Ну и рисуй свою натуру, а меня учить нечего, — и ударил палкой по кусту репейника.

Лида и Сашка — сверстники. Сашке — шестнадцать, Лида на полгода старше. Срок небольшой, но держит она себя как взрослая и, Сашка уверен, здорово задается, потому что живет в Ленинграде. Каждый год она с матерью приезжает на каникулы, и лето они проводят вместе. Но ведь в прошлом году она не была такой. Не морщилась от каждого не так сказанного слова и не делала ему своих глупых замечаний. Сашка и сам не дурак. Захочет, может на память «Мцыри» рассказать. А если он не прочь иной раз слазить в соседский сад за яблоками или заткнуть трубу старой ведьме Малинке, что ж из того, одно другому не мешает. И в ее покровительственной улыбке он не нуждается. А улыбка у Лиды особенная и взгляд такой ясный, что Сашка стесняется смотреть ей в глаза.

— Почему ты такой злой?

— А тебе не все равно? — не глядя, отзывается Сашка.