Агония

22
18
20
22
24
26
28
30

— Посмотрим. Как все успокоится.

— Хорошо. Только сначала мне нужно будет заехать домой.

— Заедем.

Вадим замолчал, понимая: нужно сказать ей что-то еще. Может быть, обнадеживающее, нежное, успокаивающее. Но в голове ничего не вязалось, и слова он заменил движением. Притянул к себе. Обнял. Как не обнимал еще сегодня, да и, наверное, ни разу в жизни.

Ее плечи бессильно дрогнули, и Регина обмякла в его руках.

— Кофта новая, джинсы новые… — Стала плакать, давясь слезами и словами. Давясь воздухом, который пыталась вдохнуть глубже, чтобы успокоиться.

— Реня… — Он шептал ее имя и больше ничего не мог сказать. Чувствовал ее боль, страх, растерянность, и от этого всего у него безвольно замирало сердце.

— Гадство какое… первый раз надела…

Он прижимал ее к себе, целовал лицо, Реня что-то говорила, но Вадим разбирал лишь отдельные слова, не имевшие между собой, казалось, никакой связи.

Она все про свитер, модный серый, который первый раз надела…

Господи, какой свитер!

Думал, Рейман убил ее. Все нутро насквозь прошило этой мыслью, когда увидел его бесноватую сумасшедшую улыбку. Нечеловеческое на лице удовольствие. И кровь… На руках. На рубашке. На белом полу — алые капли. А потом Регину, лежащую на диване…

Помнил только свой первый удар, который пришелся Рейману в горло. С четким расчетом и бешеной силой, на какую только был способен, чтобы ублюдок рухнул, корчась и задыхаясь от боли. Практически проглотив свой кадык…

Помнил, как бросился к Рене. Звал ее, трогал, пытался привести в себя. Она лежала на диване. Полураздетая, тихая. У самого руки так горели, что ее кожа показалась чересчур холодной. Пытался нащупать пульс или услышать стук сердца, но почему-то не смог, и каплю разумности, которую в тот момент еще сохранял, смыло волной угольно-черной ярости. Снова бросился к Владу, но уже себя не помнил…

— Почему… как только я соберусь быть красивой… попадаю к травматологу… кофта теперь точно не отстирается…

Регина оплакивала свои вещи и не хотела думать о том, что могла вообще не выйти из того дома живой. Что Рейман попросту отсадил бы ей голову, как одной из своих бабочек, или в порыве садистского вдохновения расчленил и попробовал собрать заново. Что она никогда бы не увидела Вадима и не сделала бы всего того, что задумала в своей жизни сделать…

Ее тошнило от мысли, что она встречалась с сумасшедшим. Тошнило от увиденных бабочек, от их хруста, который до сих пор стоял в ушах. Выворачивало наизнанку от ощущения совершенной беспомощности и разрушающего бессилия. Ей становилось невыносимо, когда она представляла, как он раздевал и трогал ее бесчувственную.

— Пойдем в ванную. — Поняв, что рыдания скоро перейдут в рвоту, Шамрай утащил Реню в ванную.

— Ой, как мне плохо, — простонала она, склонившись над раковиной.

Рвать было нечем, потому что за ужином Регина почти ничего не съела.