Спазмы не прекращались, даже когда желудок полностью очистился. Желчь обжигала горло. Внутренности ежеминутно сводила не проходящая судорога.
Чарушина плакала, но уже не от обиды или страха — от боли.
— Иди сюда, присядь на кровать, — Вадим сунул ей в руки большое полотенце и вывел из ванной.
Она, опустошенная рвотой и своей истерикой, лишь безвольно поддалась его рукам.
— Сколько кубиков? — спросил Шамрай.
— А? — подняла на него глаза, решив, что Вадим что-то спрашивает у нее. Но он разговаривал по телефону.
— Ясно. — Убрав сотовый, он достал из пакета с лекарствами ампулу и шприц.
— Что это?
— Лечить тебя буду. Успокоительное.
— От рвоты?
— В твоем случае — да.
— Ты сейчас с Давидом разговаривал?
— С ним. Как говорит Давид Гамлетович, психосоматика — штука серьезная. Желудок у тебя в тонусе от нервов. Оголяйся.
— Ты умеешь делать уколы? — Реня так и сидела на кровати, изредка сгибаясь от накатывающих спазмов, пустых и болезненных. Синие глаза ее потеряли ясность — их затуманила физическая боль.
— Умею. В глубоком детстве мечтал стать стоматологом. Потом передумал, но в доктора до сих пор играю с удовольствием, — невесело усмехнулся Шамрай, протирая руки антисептиком.
— Ненавижу уколы.
— Надо, Реня, надо. Иначе это не кончится, все кишки себе наизнанку вывернешь. Надорвешь все.
— Он же давал мне успокоительные… — Вздохнув, Чарушина стянула вниз пижамные штаны и, тяжело перевернувшись, легла на живот.
— Не взяли они тебя. Не переживай, Киса, твоя жопка в надежных руках. — Отломил горлышко ампулы и набрал лекарство в шприц. — Кстати, Светка говорит, что рука у меня легкая.
— Вот уж не думала, что ты будешь просить меня снять штаны для этого. — Почувствовала на ягодице сначала холодок от спирта, а потом и сам укол. Не такой уж и болезненный.