Агония

— Поверь, это не самое страшное, я уже привыкла. Мне все равно… я хочу…

— Уговаривай меня, Киса, уговаривай.

Реня сдавленно засмеялась:

— По-моему, тебя даже уговаривать не надо.

Они впивались друг в друга телами, как впиваются губы в поцелуях, и вся полнота его возбуждения отчетливо чувствовалась. Твердый и горячий, он прижимался к ее влажной промежности. От понимания, что еще чуть-чуть и он будет в ней, кружилась голова.

— Не удивляйся, но безопаснее всего, если я буду сзади. — Привстав, Вадим освободил ее от своих объятий, но свобода длилась недолго. Как только Реня поднялась, он вновь захватил ее в кольцо своих крепких рук. — Ты со мной. Ты не можешь быть нигде больше. Только рядом со мной. Слышишь? Если любишь, не уйдешь. Мне плевать, какие ты нашла себе для этого причины.

— Я люблю тебя, и ты это знаешь… — Слова удалось вытолкнуть трудом, но не оттого что Шамрай исступленно сжимал ее плечи.

Далеко не первое признание получилось как первое: будто открываешься до самого дна, сжигаешь мосты и прыгаешь в бездну. В глубокую ледяную бездну. И ждешь… быть понятым и принятым с самыми глупыми своими заморочками.

— Просто вспомни, как нам было хорошо вместе…

— Я помню…

— Вспомни, что Вадя безумно любит свою Кису… и что он ради Кисы на все готов… — уже не позволяя сказать ни слова в ответ, он целовал ее губы, отнимая не только страхи, но и почти всю реальность происходящего, оставляя только ту его частичку, что соткана из его слов, чувств, жестов. Что создана их верой, их любовью, надеждой.

Все перестало существовать в это мгновение. Стало ненужным, неважным, чужим. Ничего больше — только единство ощущений, чувств и желаний. Его горячие губы, покрывающие спину мягкими поцелуями. Пальцы, нежно скользящие по клитору. Горячая плоть, проникающая глубоко внутрь.

Он заполнил ее, заполнил собой пространство. Больше ничего, только его мягкие движения, в которых заключил всего себя, обнажая то, что не требует слов. Все свои чувства. Что было и что будет.

— Только не останавливайся… — попросила, желая, чтобы это длилось бесконечно. — Вадь… — простонала, когда Вадим остановился.

— Подожди. Иди ко мне… — потянул ее к себе.

Тяжело выдохнув, Регина приподнялась на руках. Томление тела открывало другие скорости. Не движение в секунду или минуту. Это скорость жизни от первого напряжения до последней дрожи. От первого стона до искусанной в кровь нижней губы. Когда на паузу нет ни терпенья, ни сил.

— Ложись вот так… — Уложил ее на бок, и она прижалась к нему всем телом и обхватила руками плечи.

Хотел чувствовать ее всю. Видеть лицо, смотреть в глаза и знать, что, кроме этого соития до исступления, пусть неловкого и болезненного, но невыносимо приятного, для нее не осталось ничего. Хотел целовать ее губы в момент наслаждения, и в этих жадных поцелуях менять бесконечную тоску на безграничное счастье, больную агонию — на экстаз удовольствия.

Его Киса. Его любимая девочка. С ним дышала, горела. Его малышка с хрупким телом и сильной душой, подарившая ему чудо, ради которого можно кого угодно прогнуть и самому прогнуться. Свою любовь…

Пережив быструю и яркую близость, они долго лежали, не размыкая объятий и не желая терять особенные ощущения. Влажность разгоряченных тел, еще не остывших и дрожащих. Осязание ласковых рук, вкус кожи на языке и запах острого секса, который не смоешь даже в душе.