Его посадили в машину, которая стояла неподалеку. Только сел – брызнули в лицо из баллончика, закрыли нос и рот тряпкой, и он лишился сознания. Очнулся в той комнате, где его потом и нашли. В этом помещении он содержался все время плена. Глаза были постоянно завязанными, даже есть приходилось на ощупь. Но уши ему никто не затыкал. Он слушал и старался запомнить. В последний день перед освобождением похитители много разговаривали между собой, и за базаром, что называется, не следили. На отдельных их репликах и основывался озвученный сыном неприятный для меня вывод.
Вывод, к которому я уже был морально готов.
…Час пролетел незаметно.
– Я во дворе, – сообщил Степа.
Он припарковался недалеко от джипа с моей охраной. Когда я вышел из дома, старший группы охраны поспешно выскочил мне навстречу, а двое других высунулись из приоткрытых дверей внедорожника.
– Оставайтесь здесь, смотрите за квартирой, – приказал я. – Скоро приеду. И никому ничего не докладывать. Ясно?
Старший похлопал глазами:
– А если Лев Валентинович будет звонить?
– Кто тебе платит, я или Лев Валентинович?
Я пошел к Степе. Подумал, что старшой наверняка отсемафорит Цыганкову. Для того личность Степы секрета не представляет, и он сильно удивится нашему вечернему рандеву. Пусть помучается: звонить мне на трубку или изобразить, что ему ничего не известно… Последний раз мы со Степой виделись на похоронах Кушнера, а перед этим, наверное, год назад. На юбилее одного из общих знакомых. Виделись, но не разговаривали, только руки друг другу пожали: Степа основательно отдалился от нашей тусовки.
Задние фонари машины Степана светились красными огоньками. От фонаря к фонарю протянулась надпись крупными серебристыми буквами: «TOYOTA». Даже в выборе тачки Степан проявил свою непохожесть на остальных, купив огромный джип-пикап со сдвоенной четырехдверной кабиной. В городе таких машин мало: те, кому требуется перевозить тяжелые крупногабаритные грузы, выбирают колеса дешевле. Предпочтение же Степана было вызвано, как я думал, в первую очередь его желанием выпендриться. Отгородиться в какой-то степени от нас, нынешних. Много воды утекло с тех времен, когда мы были вместе. Врагами не стали, но дороги наши разошлись. Образно говоря, мы не теряли из виду приотставшего Степу; иногда махали ему руками через кусты и из-за деревьев, предупреждали о каких-то колдобинах, которых он пока что не замечал, а мы уже успешно миновали. Мне бы хотелось, чтобы он нас догнал. Я был бы рад чувствовать рядом его локоть и вести с ним дела. Но ему этого не хотелось ничуть. Он довольствовался своим положением аутсайдера и вовсе не собирался делать рывок, чтобы приблизиться к лидерам. Пройдет года три, и мы перестанем видеться даже на похоронах. Я уж не вспоминаю про юбилеи. Хотя, иногда думал я, на мои похороны он придет. Как и я – на его…
Степан был одет в рваные джинсы серого цвета, легкие «казаки» с блестящими пряжками и клетчатую красно-черную рубаху навыпуск. Пуговицы он расстегнул с ворота и до двух нижних, и в широкий разрез выступало мощное брюхо – Степан давно прекратил тренировки. Поверх черной футболки «харлей-дэвидсон», которую он натянул под рубаху, был выпущен амулет – что-то из обожженного дерева и из кожи, напоминающее заснувшего осьминога. Для полноты образа не хватало «банданы», косички и серьги – прическу Степан сохранил старую, так называемую «французскую», и если мог иногда накрутить косынку на голову, то украшать уши считал привилегией женщин и педиков.
– Ну, привет!
Он кивнул. Мы обменялись рукопожатиями.
Ехали молча. У меня на языке вертелись вопросы, но я считал преждевременным их задавать. Основное он рассказал по телефону. Если ошибся – то и перетирать нечего. А если я самолично, своими глазами увижу, что все именно так, – тогда и обсудим ситуацию неторопливо, с максимально возможным вниманием.
На Пискаревском проспекте оказалось неожиданно оживленно. Степа вел пикап так, словно сдавал экзамен в ГАИ. Кажется, нас не обогнал только троллейбус.
Наконец мы повернули. Дорога была пуста, но мы тащились, как на телеге. Хотелось высказаться по этому поводу. Пучковский, например, обязательно бы это сделал. И Юрка-Плакса не удержался бы от едкого комментария. Только Берестнев, наверное, промолчал бы, как и я. Хотя в той давней
В морге мне бывать приходилось, но исключительно в той его части, где проходили прощания. Последний раз – когда забирали труп Кушнера. Но мы проехали знакомую мне парковочную площадку, поколесили по темным дорожкам и остановились в самом темном углу. Выключив двигатель, Степа оставил гореть габаритные огоньки. Мы вышли. Я остановился, щурясь, и не видя ничего, кроме ровной светлой стены. В окно, что ли, полезем?
Оказалось, в стене была-таки дверь. Без ручки и без скважины для ключа, но с «глазком» и незаметной кнопкой звонка. Степа нажал ее несколько раз, подавая условный сигнал, и нас пропустили. Крепкий парень в белом халате, очевидно, знал Степу, или же был предупрежден о нашем визите, потому что молча посторонился, давая пройти, и лязгнул за нашими спинами крепким запором.
По мере того как мы шли коридорами, углубляясь во чрево хранилища мертвых тел, тошнотворный запах усиливался. Даже я, со своим полуотшибленным обонянием, его чувствовал. Но Степа уверенно топал по гулкому кафелю, сверкая пряжками на «казаках». Я видел трупы, много трупов. Я не боялся крови, ни своей, ни чужой. Но эта вонь! Казалось, я мгновенно и полностью ей пропитался. Я подумал, что придется выбросить всю одежду, которая была на мне сейчас, и сутки не вылазить из бани, выпаривая въевшуюся в кожу и волосы смесь разложения и медикаментов.
ebooksa