Почти любовь

– Привет, – негромко здороваюсь я.

Веснушка не отвечает, продолжая смотреть в окно. На нее это совсем не похоже, Олеся же не железная, и даже в ее броне могут появиться бреши. Мне и самому порой хочется помолчать в одиночестве, подумать обо всем без спешки, суеты и чужих советов. Страшно представить, что творится в голове Веснушки, учитывая обстоятельства и выпавшие на ее долю испытания.

– Погода сегодня чудная, – так и не дождавшись ответной реакции, я подхожу к неподвижной фигурке и встаю рядом. – Можем прогуляться, если ты, конечно, не против.

– Против, – наконец подаёт голос Олеся, но это однозначно не то, что мне хотелось услышать.

– Почему? – задаю вполне резонный вопрос.

– У тебя выходной. – ее плечи напряжены, тон невыразительный, отрешенный. Меня начинают мучать смутные сомнения.

– Кто сказал? – вопросительно смотрю на застывший профиль. – И почему тебя это так расстроило?

– Медсестра сообщила, – она обхватывает себя за плечи, а я сую руки в карманы больничных брюк, зажимая локтем медкарту. – И я не расстроена. Мне неловко от того, что ты тратишь на меня свое личное время.

– Лесь, ты не единственная моя пациентка, – напоминаю на тот случай, если она забыла. – К тому же я хотел глянуть на твои последние исследования. Результаты пришли как раз сегодня.

– И что там? – Лесин голос звенит от волнения. Мягко взяв девушку за плечи, я разворачиваю её к себе лицом. В распахнутых глазах стоят слёзы, искусанные губы дрожат. Черт, это я так ее напугал? Своим внезапным визитом?

– Все хорошо, Олесь, – спешно исправляю возникшее недопонимание. – Результаты отличные. Через две недели ты уйдёшь отсюда с выпиской в руках, – ласково улыбнувшись, я осторожно стираю одинокую слезинку с бледной щеки. – Твоих родителей я уже обрадовал. Они завтра приедут. Как видишь, нет никакого повода для печали.

– Ты мне не врешь? – она недоверчиво щурится. Странные дела творятся. С каких это пор Веснушка начала подвергать сомнениям вердикт своего лечащего врача? Еще вчера она вся светилась, была полна энергии и оптимизма, а сегодня словно подменили.

– Можешь сама проверить, – непринужденно говорю я, протягивая ей карту.

– Не хочу, – отрицательно качнув головой, Олеся отступает назад и нервно проводит ладонью по ежику светлых волос. – В голове вата, ничего не соображаю, – с досадой признается она. – Устала от больничных стен. Прости, я не люблю жаловаться и ныть, но иногда очень хочется.

– Не надо ничего объяснять. Я все понимаю, – протянув руку, я сжимаю ее холодные пальцы и ободряюще улыбаюсь. – Мне можешь жаловаться сколько влезет. Выслушаю в любое время суток.

– Ты и так возишься со мной, как с ребенком, – она мягко высвобождает ладонь. – Слишком много внимания одной пациентке, не находишь?

– Лесь, ты особенный для меня человек, – серьезно и искренне говорю я, сокращая расстояние между нами. – Как бы ты ни старалась, тебе этого не изменить. Я никуда не исчезну. Смирись, Веснушка.

Олеся отводит взгляд, скрещивая руки на груди, закрывается, прячась в свою любимую ракушку. Независимый отчаянно-храбрый, а на деле до чертиков испуганный, взъерошенный воробей.

– Это неправильно, Саш, – насупившись, выдает она.

– Позволь мне самому решать, что для меня правильно, а что нет.