— Ники, это напряжение между нами мешает мне думать и решать проблемы, — шумно выдыхая, признаётся мужчина, отчаянно стискивая мои ноги в своих руках.
— Это обвинение? — поддерживаю диалог, но уже нисколько не скрывая того пламени, что пожирает моё тело изнутри.
Мужчина хочет поговорить перед сексом, ну кто я чтобы перечить. А в том, что это сейчас случится, меня заверил его взгляд, уже трахающий меня.
— Нет. Это попытка объяснить моё поведение.
— Ананас — это подкуп? Часть плана по совращению?
Яровой ухмыляется одним уголком рта.
— И снова не угадала. Ананас — оливковая ветвь мира. По дороге домой я был … зол и грубил. Утром до отъезда рассчитывал поговорить с тобой.
Наверное, проще было бы подумать, что мужик нагло врёт, желая получить хорошую порцию секса, но, несмотря на вожделение, прямой взгляд напротив был кристально честен.
— Принято, Захар Пантелеймонович. Ещё что-то? — и подхватываю с тарелки новую порцию лакомства.
— Да. Как ты себя чувствуешь?
Неожиданно.
— Хорошо, а благодаря вашим стараниям, это я сейчас про ананас, вообще замечательно.
Мужские ладони оживают на моих бёдрах и скользят дальше, сжимая ягодицы.
— Как ребёнок?
Так-так! А это тут причём?
— Всё хорошо. Неужели в моей обменной карте, кроме небольшого отклонения в анализах, есть ещё какие-то диагнозы?
Яровой не отвечает, а резко, словно теряя терпение, наклоняется вперёд. Его губы быстро скользят по щеке к мочке уха, кусая ту, потом по шее вниз до ключицы. Это горячо и нежно одновременно, что я перестаю играть роль второго плана.
Свободной от ананаса рукой обхватываю мощное предплечье, с наслаждением сжимая бицепс, а потом ухватываюсь за сильное плечо. Чувствую, как под моими пальцами мышцы напрягаются и перекатываются, когда Захар рывком притягивает меня за бёдра к краю стола, тем самым врезаясь своим стояком в промежность.
От этого столкновения он шипит, прикусывает кожу на шее, груди, а я обхватываю его ноги своими, усиливая давление в промежности.
Это кайф. Похоже на одержимость, причём взаимную.