Опускаю руки, что тут же безвольно падают вдоль моего тела. Сознание снова меркнет, чему я в принципе рада. Подтягиваю одну руку на живот и, повернувшись на правый бок, сжимаюсь в комочек.
Больше никаких Ванилек и крышесносных оргазмов в моей жизни не будет. Только я и мой малыш.
Я умерла и теперь в аду?
Тело ноет, как после пробежки на пару километров, во рту сухо, голова тяжёлая и никак не желает отрываться от подушки, в принципе, как и веки, прилипшие намертво ресницами к щекам.
Моя дезориентация, к огромной радости, мозга проходит достаточно быстро, что позволяет вспомнить, что я дома в своей постели. Остаётся понять, сколько времени я тут валяюсь и как я, с детства редко болеющая, оказалась в роле кисейной барышни.
Кое-как присела в кровати, понимая, что на мне другая одежда-домашние штаны и старая, с дырочками по швам, но сильно любимая футболка с «Чип и Дейл». А ещё болит ягодица, как после укола.
Помню гематолога и Ярового у клиники, потом бывший нарисовался с претензиями, за что получил по морде от Захара. Машку помню, летящую с моей скалкой против Райданова, но прилетело всё тому же Яровому, а потом их обмен вербальными знаками, и мне совсем поплохело в лифте, откуда я вывалилась в объятия моего работодателя. Что-то его стало очень много в моей жизни!
А вот дальше сплошной белесый туман с обрывками непонятных образов. Придётся всё-таки совершить разведку для разбора происходящего.
Голова уже так сильно не болела, да и тошнить перестало, так что, придерживаясь за мебель и стены, поползла на выход из нашей с Машкой спальни.
Как сапёр на задании, приоткрыла дверь и, заинтригованная тишиной, вышла из-за угла гостиной.
— Вот и принцесса наша очнулась! — звонко, пугая мои и так пуганые нервы, огласила моё прибытие Соня.
Подруги сидели на диване с видом палачей, а напротив, едва помещаясь в кресле, был Яровой. Напряжённый и как будто смущённый, но второе, скорее, кажется, так как где Панталонович и где смущение, явно на разных планетах параллельных вселенных.
— Ой, Мармеладик, и ты здесь? — непроизвольно удивляюсь, но в ответ привычное подёргивание брови на милое прозвище.
Сладкой и вкусной Соня, наверное, была только в пору младенчества, и то мы с Машей сомневаемся в этом факте.
— Здесь. Вот пытаюсь узнать у твоего непосредственного работодателя, как ты у него до такой жизни докатилась.
— И как? Узнала? — интересуюсь, а сама бочком подбираюсь поближе к столику с графином воды.
— Нет. Молчит.
Просто хмыкаю, не удивляясь этому факту.
— Это твоё фырчанье полудохлика что именно означает? — серчает Соня, сверкая своими серыми глазами.
— Так, Мармеладова, выключи, пожалуйста, режим внучки главного прокурора нашего города, — торможу на подходе буйство подруги, а то потом мы её всем скопом не заткнём. — Здесь все невиновные, амнистии не требуется.