На рубеже веков. Очерки истории русской психологии конца XIX — начала ХХ века

22
18
20
22
24
26
28
30

Излагая свою теорию героя и толпы, которая объединяет проблему народных движений, психологии масс и вожаков этих масс, приводя многочисленные примеры, Михайловский поясняет, что термины «герой» и «толпа» выбраны «не в похвалу» и «не в поругание», что у него нет и речи о культе героев, нет и отрицательного отношения. Героев создает та же среда, которая выдвигает и толпу, только концентрируя и воплощая в них разрозненные, бродящие в толпе силы, чувства, инстинкты, мысли, желания. «Героем мы будем называть человека, увлекающего своим примером массу на хорошее или дурное, благороднейшее или подлейшее, разумное или бессмысленное дело. Толпой будем называть массу, способную увлекаться примером, опять-таки высоко благородным или низким или нравственно-безразличным» (Михайловский, 1896, т. 2, стб. 97).

Толпа — самостоятельное общественно-психологическое явление, подлежащее специальному изучению. Управляет толпой ее вожак, выделение которого социально обусловлено, но не определенной системой отношений, а конкретной толпой в те или иные моменты исторического процесса. Герой становится центром, аккумулирующим умственную и нравственную энергию толпы. «Задача состоит, — писал Михайловский, — в механике отношений между толпою и тем человеком, которого она признает великим, а не в изыскании мерила величин. Поэтому заведомый злодей, глупец, ничтожество, полоумный для нас также важны, в пределах поставленной задачи, как и всемирный гений или ангел во плоти, если за ним шла толпа, если она им искренно, а не по внешним побуждениям, повиновалась, если она им подражала и молилась» (там же, стб. 99).

Исследовать надо «механику массового увлечения под влиянием одинокой воли» (там же). Не сам по себе герой важен, а лишь ради вызываемого им массового движения. «Для нас важен герой только в его отношении к толпе, только как двигатель» (стб. 100). Важно определить, чем обусловлены отношения между героем и толпой: характером данного исторического момента, данного общественного строя, личными свойствами героя, психическим настроением толпы или какими-либо иными элементами. «Массовое движение как общественное явление, в своих интимных самостоятельных чертах, как явление, имеющее свои законы, по которым оно возникает, продолжается и прекращается, остается совершенно даже незатронутым», — писал Михайловский и возлагал на коллективную психологию задачу изучения массовых движений в их самостоятельных и существенных чертах (стб. 105).

Центральной для Михайловского в его теории героя и толпы является проблема общения как между героем и толпой, так и межличностного общения в толпе. Механизмами общения он считал внушение, подражание, заражение, противопоставление. Из них главные — подражание толпы герою и взаимоподражание людей в толпе. Подражание бывает неосознанным и сознательным. В толпе обычно рождается неосознанное подражание, что обусловливается легкой внушаемостью толпы, податливостью ее внешнему воздействию, с одной стороны, и «магнетической силой» героя, его авторитетом — с другой. В статьях Михайловского много разнообразных примеров подражательности. Он ссылается на примеры из книги известного психиатра В. X. Кандинского «Общедоступные психологические этюды», где описывается патологическая подражательность у психически больных людей, на известные в истории психические эпидемии и другие факты, перечисляет ряд публикаций в русской периодической печати о наблюдаемой в Якутии нервной болезни мерячении, заключающейся в автоматическом подражании. По мнению Михайловского, объяснение подражательности надо искать в гипнотизме. «Кто хочет властвовать над людьми, заставить их подражать или повиноваться, тот должен поступать, как поступает магнетизер, делающий гипнотический опыт» (стб. 189). Подражание либо имеет в своей основе моментальное и сильное впечатление от вожака, или является результатом воздействия постоянных однообразных впечатлений. Явления автоматического подражания, их Михайловский называет «нравственной или психической заразой», имеют, по его мнению, тесную связь с явлениями повиновения, покорности.

К психологическим факторам развития общества Михайловский относил подражание, общественное настроение и социальное поведение. Г. Тард, утверждая свою теорию подражания в социальном поведении, писал, что психологическими идеями в социологии его опередил русский писатель Михайловский (Тард, 1903, с. 137). Признавая подражание одним из механизмов отношения героев и толпы и межличностных отношений в толпе, Михайловский не считал его единственным механизмом. «По-видимому признать подражание единственным двигателем массовых движений до такой степени невозможно, что всякие оговорки тут излишни. И, конечно, никто прямо такой нелепости не скажет», — писал Михайловский (Михайловский, 1909, т. 2, стб. 131). Однако через несколько лет Г. Тард скажет именно такую «нелепость» и, откликаясь на публикацию французского ученого, Михайловский напишет, что, «непомерно расширяя область подражания, Тард топит в этом принципе явления не подходящие и устраняет задачу определения условий, при которых настоящее подражание проявляется с большей или меньшей силой» (там же, стб. 400).

Михайловский замечал, что положить в основу социологических обобщений подражание в массовых движениях, как это делают Тард, Сигеле и другие, и неправильно и невыгодно, к одному подражанию дело не может быть сведено. «Психологическую сторону массовых увлечений Тард. понимает грубо, односторонне, а со стороны социологической, можно сказать, совсем даже не касается» (стб. 441). Михайловский критиковал ошибки современных ему западноевропейских ученых — о реакционных взглядах итальянского социолога, психиатра и криминалиста Ломброзо он писал, что они «довольно произвольны» и «недостаточно обоснованы», и не соглашался с утверждением патологичности массовых движений, биологической обусловленности некоторых социальных явлений (в частности, преступности), а также связи преступности, гениальности и помешательства.

Михайловский критиковал теорию Сигеле и не соглашался с его мнением, что собрание индивидов всегда ниже отдельно взятых составляющих его членов, не находил всякую толпу преступной. Он считал заблуждением отказываться учитывать общественно-экономические причины и условия, влияющие на положение и движение народных масс.

Толпа как единое целое состоит из людей, каждый человек индивидуален. Что же их объединяет? Сознание общих нужд. Из общности нужд возникает общая направленность сознания людей, связанная с психическим состоянием масс в каждый данный момент, получающая выражение в общественном настроении. Общественное настроение является тем фактором, который с необходимостью должен учитывать герой, чтобы массы шли за ним. Функция героя в том, чтобы управлять настроением толпы и быть способным использовать его для достижения поставленных целей. При этом чем больше герой выражает стремление масс, тем лучше он использует настроение толпы. Военные деятели, агитаторы, ораторы, проповедники, педагоги отчасти инстинктивно, отчасти сознательно владели секретом влиять на толпу и пользовались им. Но это были, как указывал Михайловский, только практика, искусство, ловкость, личное умение, а не наука.

В условиях подцензурной печати героями у Михайловского были самозванец, царь, вождь, кликуша и т. д. Однако под самозванцами угадывались, и читатели это понимали, революционеры-разночинцы. Так, в одной из статей он отмечал: «самозванец как орудие политической интриги и самозванец, опирающийся на убеждения или чувства масс, — это две совсем разные фигуры. Без сомнения, фактически они могут соединяться в одном лице.» (стб. 224). Те, кого Михайловский называл самозванцами, становятся выразителями настроения народных масс, обусловленного общественными условиями жизни. «Где в чувствах, понятиях, нравах и материальной обстановке людей заложены условия, благоприятные для самозванства, — там за поводом дело не станет» (стб. 228). Н. И. Кареев, высоко оценивая социологические труды Михайловского, видел в них попытку построить общественно-психологическую теорию.

Развивая психологическое направление в социологии, Кареев в качестве главных принципов русской социологии выделял признание психической основы общественных явлений и их психологическое объяснение. Психологический принцип, по его убеждению, особенно важен. Для того чтобы психологическое объяснение стало возможным, «обычная индивидуальная психология должна быть дополнена психологией коллективной», писал он, «и необходимо, чтобы эта последняя изучала процессы и результаты психического взаимодействия между людьми по всем трем категориям — ума, чувства и воли» (Кареев, 1913, с. 110).

Коллективная, или интерментальная, психология должна занять важнейшее место в психологическом обосновании общественных явлений. «Вся общественная жизнь состоит из внешних проявлений человека в слове и деле, и в основе всех культурных и социальных отношений, наблюдаемых нами вокруг нас, находится психическое взаимодействие, интерментальная психическая жизнь. Она, эта жизнь, оно, это взаимодействие, и вообще вся эта психика человеческих коллективов должна быть так же предметом научного исследования, как и внутренняя духовная жизнь отдельной человеческой личности, психика интраментальная» (Кареев, 1912, с. 83).

Коллективная психология, по мнению Кареева, должна разрабатываться как самостоятельная дисциплина, хотя ее проблемы включаются в такие науки, как педагогика, криминалистика, психиатрия, поскольку все эти науки сталкиваются с действиями человека по отношению к другим людям. «Действие человека на человека проявляется в столь разнообразных формах и играет столь постоянную роль в создании общественных явлений, что лишь очень немногое из этого действия может быть разработано в таких специальных дисциплинах с прикладным характером, каковы педагогика, криминалистика и психиатрия. Одним словом, педагог, криминалист и психиатр могут возделывать лишь маленькие клочки громадного поля коллективной психологии» (Кареев, 1913, с. 117).

Коллективная психология представлялась Карееву тем спасительным звеном, которое позволяет снять критику с попыток объяснения общественных явлений из данных индивидуальной психологии. «Существование между людьми общественной связи порождает взаимодействие экономическое, предполагающее уже существование взаимодействия психического. Последнее в свою очередь представляет собою совокупность великого множества явлений, происходящих в коллективной жизни. Изучение подобного рода процессов и составляет главнейшую задачу коллективной психологии» (там же, с. 115). «Самым основным явлением, из которого развивается все разнообразие явлений коллективной психологии, нам должно представляться психическое действие человека на человека, будет ли то действие единицы на единицу, или единицы на массу, или, наконец, массы на единицу» (с. 116).

«Коллективная психология должна быть непосредственной основой социологии, ибо общественная организация возникает только на почве психического взаимодействия особей» (Кареев, 1883, т. 1, с. 172). Психическое взаимодействие в обществе — обмен мыслями, передача ощущений, навыков, знаний, традиций — является областью коллективной психологии. «Пока не будет исследована вся эта область психических явлений, происходящих в коллективной жизни людей, — писал Кареев, — до тех пор не будет прочных оснований для решения многих социологических вопросов» (там же, с. 350).

Кареев не признавал классовой борьбы, что вытекало из признания первичным психологического фактора. «Коллективная психология должна показать, что и народный дух, и всякая культурная среда, и какое бы то ни было групповое и классовое самосознание суть не что иное, как результаты психического взаимодействия между отдельными индивидуумами, держащиеся в пространстве и времени силами внушения и подражания» (Кареев, 1913, с. 120). В XIX в., указывал он, в науках искания шли в сторону историзма. В XX в. в науках «обнаруживаются новые искания, главным образом в сторону психологизма. Самый историзм не только не может ничего иметь против этого, но должен всячески содействовать психологизму, потому что и сама-то наука история — вся в психологии» (Кареев, 1912, с. 87).

В 1912 г. на торжественном годичном акте Психоневрологического института в Петербурге Н. И. Кареев, преподававший там, выступил с речью о значении психологии для общественных наук. Психология, говорил он, примыкает одной своей стороной к наукам биологическим, другой — к наукам социальным, изучающим организацию практических отношений между людьми. «Можно, не будучи пророком, предсказать, что именно социологии, основанной на интерментальной психологии, принадлежит будущее, тогда как другие направления, ищущие источники для основного понимания социальных явлений вне психологии, обречены на вымирание, а если и могут рассчитывать на какую-нибудь будущность, то лишь под условием усвоения в той или иной мере того, что для краткости я назову психологизмом» (там же, с. 84). По убеждению Кареева, чем дальше, тем все более и более будет сознаваться важность психологии для социологии и интерментальная психология все более будет привлекать к себе внимание социологов. Но неверно думать, что социальная психология и есть, в сущности, сама социология. Социальная психология должна заниматься изучением процессов интерментальной психической жизни, от которых следует отличать, так сказать, их объективированный результат в образе общественной культуры (религии, философии, литературы, искусства, науки и т. д.). Эта культура, состоящая из идейных элементов, также подлежит ведению психологии, ибо всякое идейное содержание культуры не имеет иного пребывания, как во внутреннем мире отдельных лиц. На почве общественной жизни и волевого взаимодействия между людьми, вызываемого их потребностями в пище, жилище, одежде и т. п., возникают практические отношения, складывающиеся в организме, т. е. в некоторые объективные системы. Объективно данные общественные формы и составляют предмет социологии как науки об общественной организации. В последнем анализе все вещи и формы социальной организации сводятся к отношениям между людьми, к их волевым взаимодействиям.

Кареев ошибку марксистов видел в том, что «явления духовного характера, происходящие в обществе, т. е. всю культурную жизнь общества, его религию, мораль, философию, литературу, искусство, равно как политические и юридические воззрения они хотят вывести из экономики общества, иначе говоря, хотят объяснить факты коллективной психологии принципами политической экономии, как будто не существует индивидуальной психологии, которая в эволюционном и логическом порядке предшествует и коллективной психологии, и самой политической экономии» (Кареев, 1913, с. 95). Он представлял дело так, что, как только марксисты заговаривают о психологических элементах, они вступают в противоречие с принятой ими теорией. Марксистская теория, писал он, отвергавшая в самом своем начале какой бы то ни было психологизм, не ушла от необходимости воспринимать кое-что из отвергнутого начала. Экономический материализм, строивший социологию на экономике, при самом своем возникновении был даже объявлен реакцией против интеллектуалистического объяснения социального развития: не идеи, не мнения лежат в основе общественных учреждений, а производственные отношения. Но ведь и производственные отношения сами по себе, замечал Кареев, возможны лишь на почве психического взаимодействия, они создаются путем взаимодействия волевых актов, обусловливающих общее направление поведения людей.

Взаимоотношение социологии и психологии представлялось существенным для развития науки и другому видному русскому социологу Е. В. де Роберти. Об этом он неоднократно писал в своих трудах по социологии, начиная с 80-х годов XIX века. В 1908 г. в речи о задачах социологии на торжественном открытии Психоневрологического института в Петербурге де Роберти говорил о зависимости психологии от социологии. Если Н. И. Кареев социологию возводил на основе психологии, то де Роберти социологию считал основой психологии. «Психология должна опереться на социологию как на прочное, незыблемое основание, должна исходить из данных, предварительно добытых социологическими наблюдениями и исследованиями» (Роберти, 1909, с. 37).

Де Роберти, развивая свою, как он называл, биосоциальную, теорию, писал: «Психология питается двумя параллельными корнями, черпает все свое содержание из двух основных, наук: из биологии и социологии» (там же, с. 39). И одна из задач социологии — создание основы научной психологии. Де Роберти выделял понятие общественности как покрывающее длинный ряд явлений, психологическое взаимодействие он относил к наиболее поздней и окончательной форме взаимодействия, обнаруживающейся через посредство «этико-коллективного психизма». Коллективный опыт он понимал как психический и в конечном итоге выводил общественное бытие из сознания людей. Достаточно туманное объяснение им задач социологии сводится к тому, чтобы сочетать явления общественной коллективной психики с органическими факторами.

Психологизм в буржуазной социологии был направлен против марксизма. Главным аргументом противников марксизма стало обвинение его в том, что новая теория отрицает психологические факторы в общественном развитии и является экономическим материализмом. Марксистскому утверждению объективной закономерности общественно-исторического развития буржуазные идеологи противопоставляли субъективную социологию. Психологические факторы оказывались важнейшим объяснительным принципом в анализе исторического процесса общественного развития. Психическими мотивами поведения людей (как конечной причиной) подменялась истинная причина революционного движения масс. Марксистскому основополагающему принципу производственных отношений (как исходной причине общественного развития) буржуазные идеологи противопоставляли психологические факторы общественного развития. Обращаясь к психологическим объяснениям, они уходили от анализа классовой структуры общества, вопросов о классовых противоречиях. Действительные основания социальной дифференциации общества — производственные отношения, отношения к средствам производства — заменялись психологизацией социальных процессов.