— Сколько вам было в девяносто восьмом, детектив? — спрашиваю я, допивая первый стакан виски.
— Двенадцать лет, — отвечает Олсен. — Восьмой класс.
— Дайте угадаю. Летом вы играли в Малой лиге где-нибудь в пригороде?
— Не совсем. Скорее, поджигал гараж родителей в Канаривилле.
Надо сказать, что теперь, когда Олсен изъясняется нормальными фразами, с ним довольно интересно. Разительная перемена. Всего пару минут назад я изо всех сил старалась привлечь его внимание своей кротостью и благодарностью, блеском для губ и цветастым платьем. Хлопала ресницами в ожидании спасения. Как будто снова стала девушкой Эрика. Но, похоже, я недооценила Олсена так же, как он меня. Потому что вот она я, внезапно колючая и грозная. Девушка, способная на все. И теперь он обратил на меня внимание.
— Не очень-то добропорядочно, — отвечаю я.
— Ну, я прошел долгий путь к добропорядочности.
— Так почему вы смотрите игру «Кабс», если вы из Канаривилля?
— Болею против них, разумеется, — говорит он. — Жизнь в Нортсайде — хорошая практика для работы под прикрытием.
— Вы часто этим занимаетесь в Роджерс-парке? — поддразниваю его я, потягивая виски.
— В последнее время нет. Но прежде чем перейти сюда, я был членом опергруппы, организованной совместно с ФБР. Работал над делом провинциальной группировки белых националистов.
— То есть на самом деле под прикрытием?
Представляю себе это. Стать совершенно другим человеком, пусть даже на короткое время. Те малые меры, которые я принимаю — называю мужчинам имя Мэгги, одеваюсь как гот в клубе «Раш», — не идут ни в какое сравнение с полным погружением во время работы под прикрытием. Опасно слишком долго думать об этом.
— Ничего такого сенсационного, как по телику, — отвечает он. — Я не подсел на метамфетамины или что-то в этом духе. В основном я работал с этими парнями на стройке и тусовался с ними по выходным. ФБР нужен был кто-то из местных: скажешь пару правильных слов о старом районе, и тебя тут же примут в компанию.
— Голову побрить заставили? — спрашиваю я.
— Это была не такая группировка, — отвечает он, закатывая до локтя рукав на правой руке. — Они больше увлекались татушками.
На внутренней стороне руки у него большое черное пятно, перекрывающее татуировку.
— Господи, — отвечаю я. — Что там было?
— Восемьдесят восемь, — говорит он.
— Восемьдесят восемь?