— Да, князь! — подхватил докладчик. — А какой был ор, какая ругань. «Таймс» писала: идея поместить святое семейство рядом с самыми омерзительными вещами в мастерской плотника вульгарна. А точность изображения обстановки отвратительна. И подпись критика — Чарльз Диккенс.
— Культ пролитой крови кружил головы декадентам. А какая тяга вождей к маленьким девочкам! Когда Сталин спас из реки тонущую девочку Наденьку Аллилуеву, он поклялся: вырастет, женюсь. И сдержал свое слово. Его будущей жене было тогда шесть лет. А для разрешения брака Бухарина с несовершеннолетней Анечкой Лариной понадобилось решение Политбюро.
— Серп и молот, символ страны. — это же пенис в зубах Лолиты!
Князь кивнул на реплику кутюрье.
— «Лолита» еще не написана, — вступились за точность близняшки.
— У девочек пениса нет, — веско заметила Кукла Катя и получила легкий подзатыльник от пифии.
Все рассмеялись.
— В сумме, — продолжил Франк, — эта масса жестов складывается в стратегию тотального напряжения. Хаос — главный враг всякой системы. Вот почему так важна предельная упорядоченность всех грозовых молний, гроза по-немецки — это огненная расческа параллельных прямых над Европой. Мания философии — культ языка. На смену брюхастой теории Дарвина пришла новая логика — анализ языка, потому что ученые поняли: наблюдатель влияет на наблюдение. Ату его! Вся наука — оттиски научного языка. Вот откуда гармония олимпиады и ВДНХ, шизоидная жестокость террора, гримаса напряженного страдания в корчах свастики и укусах звезды… Что ж, в чем смысл гнутой линии ар-нуво? Она должна выпрямиться из завитка — стать прямой линией конструктивизма. Чем прямее пружина, тем сильнее удар, — подвел черту докладчик.
— А что наши важные молчуны… у вас есть хоть пара мыслишек? — спросил князь. — Мой художник? Мой фотограф? Наконец, вы, мой биограф?
— Ваше сиятельство, — пробубнил привычную отговорку беллетрист с индюшачьей шеей, — я атеист и агностик. Мы не играем в ваши игры.
— Что ж, надеюсь, вам есть хотя бы о чем молчать…
Князь взял щеточку и стукнул по гонгу.
— Но пора, пора дорогие гости, отведать музыкальный десерт и расходиться по комнатам. Скоро полночь, будем прощаться. Фарро, к роялю!
Безучастный и вялый певец, оставив в покое пару черных шаров из агата, которые он отрешенно раскатывал по скатерти, нехотя встал, раскланялся, чуть оживая и колыхая тушей обжоры, прошел к роялю, где его уже поджидал пианист, вынырнувший из боковой двери. Они пошептались. Фарро положил пухлое тесто (ладонь) на рояль, призвал на помощь батистовый платок из кармана… Стало тихо.
В чаще леса, за стеной из стекла робко показался золотой рог Оберона — краешек луны. Прозвучали первые такты. Вдохновенный певец запел арию Ариоданта (меццо-сопрано) из оперы Генделя «Ариодант». Еще минуту назад несчастный принц в глубине темного леса стенал от измены любимой Гиневры, как вдруг увидел в чаще своего соперника, албанского герцога Полинессо (контр-тенор). Негодяй как раз собрался прикончить подругу Гиневры Далинду, которая, переодевшись, выдала себя за принцессу. Только тут Ариодант понимает, что был обманут коварным албанцем, что Гиневра чиста и невинна, что он снова может любить.
«О счастье, моя любовь…»
Певец начала с невероятного одновременного пения на два голоса. Казалось, что на шее Фарро замерли призраком Сирина сразу две головы и два певческих рта! Два голоса сплетались в вокальное волхвование, от которого у всех перехватило дух. Как такое чудо возможно? Или мы все околдованы сном в летнюю ночь? Или мы сами поем вместе с кумиром?
Невероятным голосом, полурыдая от счастья, сотрясаясь всем телом, вещий любовник луны пел о том, что свет побеждает тьму, что чистота остается нетронутой и что счастье в подлунном мире все же возможно. А вот и луна целиком выкатывается в просвет меж двух контуров ночи, озарить палладина потоком лунного молока. Певец превращается в белого лебедя, лебедь бежит по ночной воде, хлопая крыльями, чтобы обнять луну. Взлетает — все выше и выше… финал.
«О счастье, наша любовь воскресла из пепла…»
Аплодисменты, крики восторга. Близняшки в слезах.
ebooksa