Время Анны Комниной

Эфталитов Прокопий именует «белыми гуннами» и свидетельствует об их антропологических отличиях от традиционных гуннов. «Эфталиты являются гуннским племенем и называются гуннами, однако они не смешиваются и не общаются с теми гуннами, о которых мы знаем, поскольку не граничат с ними и не расположены поблизости от них, но соседствуют они с персами… Они светлокожи, не безобразны на вид. И образ жизни у них не похож на скотский, как у тех» [Procop. BP I, III, 2]. По-видимому, за подобной характеристикой скрывается указание на культурную связь эфталитов с кочевыми иранскими народами Средней Азии, с хионитами и юэчжами[264]. Л. А. Боровкова, специалист по истории древнего Китая, предполагала, в частности, что эфталиты – это никто иные, как потомки древних кушан[265]. По мнению крупного исследователя гуннов Хьюн Йин Ким, профессора университета Мельбурна, белые гунны или эфталиты преставляли собой группу обычных гуннов, тюркский кочевой народ, отделившийся от основной массы соплеменников, а затем завоевавший территории Бактрии, Согдианы и западной Индии точно также, как когда-то в древности эти территории завоевали саки юэчжи[266]. Вероятно, воины именно этой группы гуннов с явно монголоидными чертами лица, в ламеллярных доспехах, изображены на знаменитой Орлатской пластине. При этом, как мы отмечали в книге «Император Алексей I Комнин и его стратегия», современные специалисты по истории кочевников раннего Средневековья, в частности, Янош Харматта и Питер Голден, склонны предполагать, что как гунны, так и древние тюрки Ашина в VI веке разговаривали в основной массе не по-тюркски, а на одном из восточно-иранских языков, близких к хотано-сакскому[267].

Использование Прокопием таких этнонимов, как «киммерийцы», взятых у Геродота, и «гунны», заимствованных из карт V века, возможно, даже из «Истории» Приска Панийского, сразу заставляет усомниться в адекватности использования им этнонима «массагеты». Кого же видит наш историк в качестве представителей этого древнего иранского народа, прославленного в кровавых битвах с армией Кира Великого?

«Массагеты» Прокопия

Истолкование этнонима «массагет» появляется у Прокопия в изложении боевого расписания византийской армии накануне вандальской войны (533 год). В составе экспедиционного корпуса, отправленного императором Юстинианом на покорение вандалов, находилось двое начальников конницы – Руфин и Эган «из дома Велизария», т. е. буккелариев из его личной дружины. Эган – буккеларий Велизария, по свидетельству Прокопия был «родом из массагетов, которых теперь называют гуннами» [Procop. BV III, XI, 9]. Этот же Эган упоминается Прокопием в описании боевого расположения византийской армии перед битвой при Даре в июле 530 года.

Согласно Прокопию, «массагетская» или «гуннская» кавалерия располагалась правее левого фланга двадцатипятитысячной византийской армии, которым командовали Вуза и герул Фара (германец). «Снаружи рва, в углу, образованном поперечной траншеей и прямо идущим рвом, стояли Суника и Эган, массагеты родом, с шестьюстами всадниками, с тем, чтобы они в случае, если отряды Вузы и Фары обратятся в бегство, двинулись наискось и, оказавшись в тылу у неприятеля, быстро смогли помочь находившимся там римлянам» (Procop. BP I, XIII, 20). Коннице «массагетов» под командованием Суники и Эгана суждено было сыграть важную роль в разгроме персов под Дарой. Как рассказывает Прокопий, во время удачной атаки подразделения из племени кадисинов под командованием Питиакса против левого фланга ромеев «люди Суники и Эгана стремительным броском ринулись на врагов». Отряд массагетов предпринял контратаку против кадисинов, поддерживая левофланговый конный отряд герулов, т. е. германцев, предки которых также, как и готы вышли из Скандинавии. «Между тем мирран незаметно перевел на левый фланг (персидской армии. – А. М.) большое число воинов, в том числе всех так называемых бессмертных. Заметив это, Велизарий и Гермоген велели Сунике и Эгану с их шестьюстами воинами двинуться на угол правого фланга, где находились войска Симмы и Аскана, а позади них они поставили многих из личного войска Велизария (буккелариев. – А. М.)». Когда началась атака «бессмертных» во главе с Варесманом на правый фланг ромеев, массагетская конница ударом слева разрезала группу атакующих персов на две части. При этом Суника поразил копьем персидского военачальника и сбросил его с коня на землю. В то же время справа «бессмертные» были атакованы отрядом «гиперкерастов» – засадного правофлангового отряда конницы под командованием Германа и Дорофея. Персы, армия которых оказалась разрезана на две части, показали тыл и обратились в беспорядочное бегство [Procop. BP I, XIV, 39–50].

Исходя из реконструкции тактики византийской армии, предложенной П. В. Шуваловым на основании сопоставления сведений Прокопия и Псевдо-Маврикия, следует, что «массагетская» конница в битве при Даре выполняла функции подвижного кавалерийского резерва. Этот резерв обеспечивал поддержку флангам византийской армии на угрожающих направлениях. Успех этого резерва в бою против персидских «бессмертных» был также обусловлен встречной правофланговой атакой «гиперкерастов»[268]. В отличие от ахеменидских «бессмертных» сасанидские «бессмертные» представляли собой тяжелую кавалерию[269]. Сам термин «гиперкерасис» – охват одного фланга неприятеля фланговыми сариссофорами, встречается в наставлениях по тактике Элиана и Арриана, описывающих боевое искусство македонской пехотной фаланги [Aellian. Tact. XLIX, Arrian. Tact. XXIX]. По мнению П. В. Шувалова, разработка маневра гиперкерастов в конном бою принадлежала византийскому полководцу Герману[270].

По свидетельству Прокопия, воины-массагеты отличались не только доблестью в бою, но и безудержной страстью к бесчинствам и безобразиям. Как справедливо отмечали Ю. Кулаковский и другие исследователи, византийская армия Велизария наводила ужас на мирное население тех территорий, по которым она вынуждена была перемещаться, и которые она теоретически должна была освобождать от варваров. Во время вандальской кампании «два массагета в состоянии крайнего опьянения убили одного из своих товарищей, посмеявшегося над ними. Массагеты больше всех других людей любят крепкое вино. Велизарий тотчас обоих этих воинов посадил на кол на холме, находившемся недалеко от Авидоса» [Procop. BV III, XII, 8–9]. Описывая моду столичных стасиотов, Прокопий свидетельствует о том, что «волосы на голове они спереди остригали вплоть до висков, а сзади, словно массагеты, позволяли им свисать в беспорядке очень длинными прядями. По этой причине такую моду назвали гуннской» [Procop. Anecdota, VII, 10].

Описывая бой с вандалами под Карфагеном, Прокопий повествует о том, что «среди массагетов был человек, отличавшийся исключительной храбростью и силой, но командовавший небольшим отрядом. От отцов и предков он получил почетное право первому нападать на врагов во всех походах гуннов. Любому другому массагету было запрещено первому нападать в сражении и убивать врага прежде, чем кто-либо из этого дома начнет бой с неприятелем» [Procop. BV III, XVII, 13–14]. Массагеты имели репутацию очень воинственного народа [Procop. BV III, XVIII, 17]. Во время похода на Карфаген «массагетская» конница прикрывала левый фланг армии Велизария [Procop. BV III, XVII, 3; III, XVIII, 3]. Массагеты отличились в сражении при Дециме [Procop. BV III, XIX, 18, 33]. Они, названные на сей раз Прокопием гуннами, несли охрану крепостей в Центурии, составляли гарнизон Карфагена [Procop. BV IV, XIII, 2; IV, I, 9]. В начале готской войны (536 г.), Велизарий захватил Неаполь, взяв город через не охраняемый водопровод. Массагеты особенно отличились при взятии города своими грабежами, они не чтили даже храмов и многих бежавших туда захватили в плен [Procop. BG V, X, 29].

Прокопий использует термин «массагеты» не только для характеристики воинов степного происхождения, служивших Византийской Империи. В частности, наш автор приводит рассказ об одной интриге, характеризующей византийскую дипломатию. Император Юстиниан узнал от лазутчика о желании некоего племени «массагетов» соединиться с персами, осаждавшими Мартирополь (Тигранакерт) и напасть на Византийскую Империю. Юстиниан одарил лазутчика деньгами, повелел ему прибыть в персидский лагерь и распространить слух о том, что массагеты были перекуплены Юстинианом [Procop. BP I, XXI, 13–14]. Излагая историю отношений западно-римского императора Валентиниана III и Петрония Максима, Прокопий упоминает о том, что Аэций одержал победу над гуннами Аттилы, вторгшимися в пределы Римской империи с огромным войском «массагетов» и других «скифов» [Procop. BV III, IV, 24].

Анализ употребления Прокопием этнонима «массагеты» демонстрирует нам, что данный термин использовался нашим историком как синоним этнониму «гунны», но наделялся более конкретным смысловым содержанием. Прокопий именовал в ряде фрагментов «гуннов» «киммерийцами» и «скифами», подражая Геродоту. Если этнонимы «киммерийцы» и «скифы» употреблялись Прокопием исключительно как средства географической архаизации повествования, этнонимы «гунны» и «массагеты» были более адекватны исторической реальности второй четверти VI века. Эти этнонимы иногда взаимно заменялись Прокопием, который именовал эфталитов «белыми гуннами», а сам термин «гунны» прилагал ко всем кочевым народам независимо от их происхождения. Таким образом, «гунны» Прокопия – общее название кочевников современной ему эпохи. В этом вопросе наш историк следует Приску Панийскому. В то же время, этноним «массагеты» очевидным образом служит Прокопию в качестве своеобразного военного terminus technicus. Посредством этого термина Прокопий обозначает наиболее выдающуюся в военном отношении часть кочевого мира. «Массагеты» Прокопия – это те «гунны», которые либо воюют за Византийскую империю, либо воюют против нее. Tertium non datur. Возможно, подобное употребление этнонима «массагеты» с ярко выраженной военной коннотацией было связано с уже упомянутым влиянием Геродота на этнографию Прокопия.

Как уже отмечалось выше, массагетский экскурс Геродота, вероятно, принадлежит к числу наиболее ярких, хотя и не во всем достоверных частей его труда. Река Аракс – район расселения древних массагетов – была описана Геродотом по двум источникам: аккадскому и греко-скифскому. Страбон, ссылаясь на «Географию» Эратосфена, уточнил локализацию массагетов и поместил их на берегах Окса (Аму-дарьи), в то время как Яксарт (Сыр-дарья) отделяла саков от согдийцев: «По словам Эратосфена, арахоты и массагеты живут рядом с бактрийцами, на запад от них, по течению Окса» [Strabon. XI, VIII, 8, пер. Г. Стратановского].

В эпоху Прокопия территория, на которой во времена Эратосфена обитали массагеты, входила в состав государства эфталитов – гуннов, которые завоевали Бактрию, Согдиану, Арахозию, западную Индию вплоть до устья Инда. Прокопий как офицер разведки полевой армии Велизария, несомненно, лично сталкивался с эфталитами, представлял себе их образ жизни и этнический состав их державы. По мнению большинства специалистов, гунны-эфталиты подчинили хионитов, остатки восточно-сарматских (юэчжи) народов и, возможно, способствовали своим появлением началу процесса языковой тюркизации Средней Азии. Истинные массагеты – потомки Томирис и ее соплеменников – просто растворились в массиве новых тюркских народностей западного Турана, вовлеченных в орбиту военно-политического влияния гуннских вождей. Если учесть то, что Прокопий называл эфталитов «белыми гуннами», нет ничего удивительного в том, что он объединял все известные ему кочевые племена наименованием «гунны», заимствованным у Приска Панийского. При этом Прокопий, участник двух персидских кампаний, по-видимому, сознательно выделял наиболее боеспособных кочевников в отдельную группу, присваивая им древний и славный этноним, принадлежавший соплеменникам легендарной Томирис – победительницы Кира Великого.

Если главным противником Византийской империи на Востоке в эпоху Юстиниана был Сасанидский Иран, то главным противником империи на Западе были остготы. Это обстоятельство не помешало, а напротив, способствовало развитию процесса германизации византийской армии посредством привлечения на византийскую службу германских кочевников: православных готов, а также готов-ариан, герулов, гепидов и лангобардов. Германизация вооруженных сил империи началась еще в эпоху Констанина Великого, который активно привлекал на службу тех же готов, герулов и тайфалов. В эпоху падения Западной Римской империи этот процесс лишь усиливался. В конце IV века готы, как известно, на некоторое время сумели добиться серьезного политического влияния при дворе императора Аркадия (395–408) благодаря властолюбию своего стратига Гайны († 400). При Юстиниане завоевание византийской армией Италии привело к усилению германского элемента в вооруженных силах империи. Об этом прямо пишет Прокопий, рассказывая о событиях итальянской кампании Велизария: «Тогда же пришел к нему (Велизарию) из Самния Пидзас, родом гот, и отдал в руки Велизария как самого себя, так и тех готов, которые жили там вместе с ним, и половину Самния, прилегающего к морю до реки, которая протекает по середине этой области… Велизарий дал ему немного воинов, чтобы они вместе с ним охраняли эту местность» [Procop. BG V, 15]. В Сирии, в одной из битв против дружины иранского полководца Наведа Велизарий использовал на направлении главного удара готскую конницу. «Первыми на них (персов) бросились густыми рядами готы, вооруженные длинными копьями. Не выдержав их удара, персы обратились в бегство. Римляне же вместе с готами преследуя их, убили сто пятьдесят человек» [Procop. BP II, 18, 24–25,], – сообщает Прокопий. Во время кампании в Лазике конницей ромеев, действовавшей против персов, командовал гепид по имени Филегаг [Procop. BG. VIII, 8]. Армия Нарсеса в битве при Тагине (Busta Gallorum) в 552 году в значительной степени состояла из лангобардской и герульской конницы: «В центре фаланги Нарсес поставил лангобардов и племя герулов и всех остальных варваров, велев им сойти с коней и поставив их пешими для того, чтобы в случае если они проявят трусость в битве или сознательно устроят предательство, они не могли сразу обратиться в бегство» [Procop. BG VIII, 31]. После разгрома остготов во время преследования Тотилы конницей ромеев король остготов был сражен ударом копья Асбада, дружинника гепида, т. е. тоже германца, служившего в византийской армии: «Некоторые из римлян преследовали их (готов), не зная, что это Тотила; в числе этих преследовавших был гепид Асбад. Когда он был близко от Тотилы, он кинулся на него, чтобы поразить его копьем в спину. Тут один готский юноша из дома Тотилы, следовавший за своим убегающим господином, считая недостойной Тотилы грозящую ему судьбу, громко крикнул: «Что ты, собака, так стремишься убить своего господина!». Но в это время Асбад уже изо всех сил вонзил копье в Тотилу, но сам, пораженный в ногу Скипуаром, тут и остался» [Procop. BG VIII, 32]. Как сообщает Агафий Миринейский, на следующий год вождь герулов Фулкарис, служивший Византийской империи, совершил набег на Парму, но попал в засаду, устроенную франками возле местного амфитеатра, и доблестно пал в бою [Ag. I, 14–15]. В битве при Касилине в составе армии Нарсеса находились герулы под командованием Синдуала, которые проявили себя в этой битве отважно и доблестно несмотря на то, что Нарсес казнил накануне одного из герульских воинов. Прекрасно бился на стороне ромеев также отряд готов – вчерашних врагов, под командованием Алигерна [Ag. II, 7–9].

После смерти Юстиниана процесс германизации византийской армии, очевидно, затормозился. Определенная часть остготского общества была вскоре легко и быстро ассимилирована лангобардами – родственниками готов в сфере религии и культуры, после вторжения Альбоина на территорию Италии в 568 году. Вестготы, проживавшие в византийской Испании, завоеванной Либерием в начале 550-х годов, встали на путь романизации, и они во многом утратили свое культурно-историческое своеобразие к моменту начала арабского завоевания Испании в 711–718 годах. Крымские готы, находившиеся в сфере влияния Византийской империи, маргинализировались и превратились в изолированный малый этнос, поглощенный волнами тюркоязычных кочевников в последующие века. Однако влияние германской военной культуры безусловно сохранялось в Византийской империи в силу присущего ромеям общественного консерватизма.

В эпоху императора Алексея I Комнина место готов, герулов и гепидов в византийской армии давно заняли скандинавы, норманны и англосаксы, но при этом аланские подразделения, как видно из источников, продолжали свое существование. Традиция рекрутирования аланов была столь устойчива в византийской армии, что дожила до XIV века. Каталонский солдат и хронист Рамон Мунтанер оставил подробное описание аланских наемников на службе у византийских императоров Андроника II (1282–1328) и Михаила IX (1294–1320) Палеологов, которые приняли участие в убийстве Рожера де Флора, командира каталонской компании[271].

Норманнские и немецкие наемники

Как свидетельствует Анна Комнина, варяжская гвардия рассматривалась братьями Исааком и Алексеем Комнинами в марте-апреле 1081 года как часть византийских вооруженных сил, наиболее преданная императору Никифору III Вотаниату наряду с корпусом «бессмертных»[272] – тяжелой конницей, укомплектованной катафрактами из анатолийских фем, которая была создана императором Иоанном I Цимисхием (969–976), вероятно, по образцу хорасанской тяжелой конницы Аббасидского халифата. Очевидно, что традиции тяжелой конницы дехканов Хорасана восходили еще к «бессмертным» Сасанидского Ирана, которые упоминаются Прокопием Кесарийским в рассказе о победе византийской армии над персами в битве при Даре в 530 году.

Как следует из многочисленных источников – как повествовательных, так и памятников сфрагистики, – некоторые норманнские рыцари из французской Нормандии уже служили в составе византийской армии в восточной Анатолии в период, предшествовавший сельджукскому завоеванию[273]. В частности, рыцарь по имени Эрве служил при стратиге Никифоре уже в начале 1050-х годов и принимал участие в войне с печенегами. В период краткого правления императора Михаила VI Стратиотика Эрве порвал с империей ромеев и ушел с отрядом в 300 рыцарей в восточную Анатолию. Там он попытался создать собственное княжество, но ввязался в бесконечные войны с местными армянами, арабами и наступавшими сельджуками. Эрве попал в плен к арабскому эмиру Ахлата по имени Абу-Назр, который заковал Эрве в цепи и отправил назад к ромеям. Однако рыцарь сумел избежать наказания, был принят на службу императором Исааком I Комнином и в 1058 году стал стратилатом восточной армии Византийской империи.

Главной базой норманнских наемников, находившихся на византийской службе, были города Малатия, Урфа и Эдесса. Одним из предводителей таких наемников был рыцарь Роберт Криспин, отравленный ромеями в 1073 году, спустя год после фактического убийства Романа Диогена. Следует вспомнить также то обстоятельство, что одной из первых военных операций, выдвинувших Алексея Комнина на вершину византийской военной иерархии, была поимка мятежного норманнского барона и наемника, рыцаря Русселя де Байоля, печать которого вместе с печатью рыцаря Эрве была опубликована Густавом Шлюмбергером[274]. До 1069 года Руссель служил под командованием Роберта Гвискара в Италии.

Во второй половине XI века владения Византийской империи были лакомым куском не только для сельджуков. Норманнские рыцари, завоевавшие под предводительством Роберта Гвискара и его брата Рожера Апулию, Калабрию и Сицилию, мечтали овладеть Константинополем и разделить между собой «империю греков». В конце 1070-х годов Роберт и его сын Боэмунд готовили вторжение на Балканы. Руссель же перешел на византийскую службу в правление императора Романа IV Диогена, воевал против печенегов на Дунае, а затем был направлен в Анатолию. После поражения при Манцикерте Руссель попытался создать собственное княжество в районе Анкиры, то воюя с сельджуками, то заключая с ними договоры. Попав в плен к сельджукам, Руссель был выдан Алексею Комнину, однако Алексей предпринял инсценировку ослепления Русселя, о чем захватывающим образом повествуют Никифор Вриенний и Анна Комнина, и сохранил рыцарю здоровье и жизнь. Через несколько лет Руссель вновь объявился на византийской службе в качестве командира наемников-франков. Как отмечают К. Граветт и Д. Николль, гарнизоны византийских крепостей, укомплектованные франками и норманнами, после поражения при Манцикерте переходили на службу к сельджукам и воевали вместе с ними против армянских князей Тарона и Сассуна. Около 8 тысяч франков под командованием некоего Урселя действовали в долине верхнего Евфрата, очевидно, воюя на стороне сельджуков против армян и арабских эмиров северной Сирии. В 1073 году рыцарь Рэмбо вместе со своим отрядом в 8000 конницы нанялся на службу армянскому князю Филарету, и уже в следующем году погиб в бою против сассунского князя Торнига, защищая шатер своего господина. В 1079 году Филарет захватил Антиохию и владел городом вплоть до 1085 года, когда он был завоеван сельджуками. В 1087 году сельджуки взяли Урфу, и часть норманнов, служивших местному армянскому князю, перешла к ним на службу[275]. Таким образом, благодаря постоянному присутствию норманнов и франков на Востоке сведения о военно-политической обстановке и о положении христиан в регионе регулярно поступали как минимум во Францию и в Нормандию. Как отмечает Анна Комнина, среди крупных византийских военачальников, поддержавших братьев Комнинов весной 1081 года, был норманнский рыцарь по имени Константин Умбертопул – родственник Роберта Гвискара[276].