Жизнь о. Киприана на Святой Земле проходила на фоне бурных исторических событий и зарождающегося арабо-еврейского конфликта. В дневниках он подробно описал погромы 1929 года, своего рода первую арабскую интифаду (восстание). Многое об этих событиях о. Киприан знал благодаря контактам с англичанами. «Вчера беспорядки были очень серьезные. Продолжали и поздно вечером везти убитых и раненых… Вчера из Египта прилетело 50 солдат. И еще поездом едет батальон. Войск ведь у англичан тут нету, кроме полиции… Шесть часов вечера. Привозят убитых и обгорелых. Черные все и обуглившиеся, страшные» (12/25.08.1929). То же в Хевроне: «там полиция пассивно созерцала и ждала, что будет».
На площади перед Троицким собором постепенно происходили сборы британских войск: «наша соборная площадь – военный лагерь. Пулеметы, броневики, грузовики, такси, войска. В Николаевском, по-видимому, главный штаб» (13/26.08.1929). В здании Русской миссии уже тогда помещался суд, где позже будут рассматриваться дела участников беспорядков.
«В городе как будто легче. Стало оживленнее на улицах. Но около нас по Яффской только жиды бродят, а арабы не заходят, а жиды в старый город не идут. Несмотря на общее спокойствие, немало случаев отдельных нападений. На базаре какой-то араб ножом пырнул служащего Оттоманского банка и убежал. Также и на почте, в очереди за марками, ранили какого-то жидовина. Убили одного богатого жида на квартире в одной из колоний. Два араба пришли к нему, позвонили у входной двери. Он им сам открыл, и его убили. Некого миллионера-жидовина Гордона разграбили дом. Он с семьей и русской служанкой (матушкой Стефанидой) оставили все в доме и бежали. Разграбили роскошную обстановку, серебро, ковры» (13/26.08.1929).
Взгляд о. Киприана на политические события в Палестине того времени, судя по всему, был сродни отношению англичан: он видел здесь «межплеменной» конфликт, в котором цивилизованному человеку нельзя поддерживать ни одну из сторон. Арабский мир о. Киприана, судя по всему, не интересовал вовсе: в его дневниках не говорится ни о жизни православных арабских общин, ни о встречах с людьми. Хотя информацию о политических событиях он получал из арабских газет, выпускавшихся на европейских языках.
Некоторыми аспектами еврейской культуры и быта о. Киприан интересовался: «Осматривали с о. иерод. Серафимом еврейский музей “Бецалель” около Ратисбоны на Биркет Мамиле. В общем, интересно, но очень специфически еврейское. Довольно любезный еврей с Волыни показывал и объяснял» (1/14.V.1930). «Ездил в Сарону с Ив. Ив. и о. арх. Пантелеймоном. За Сароной прекрасный образцовый сад апельсиновый еврея Исаака Гольдберга. Это самый лучший и культурный в округе сад, да, пожалуй, и во всей
Палестине… Видел не хозяина (он отдыхал), а жену – старую, почтенную иудейку, весьма важную. Их сын убит был арабами во время шематы. По-видимому, не последнего пошиба они, т. е., разумею, не атеисты, ибо на косяке входной двери традиционная трубочка с “торой”.
Сад подлинно великолепный… Все работают евреи, молодежь. Ив. Ив. им говорит по-арабски: “Алла атык афи” – не понимают; тогда им по-русски: “Бог в помочь”. “А, это так, это мы понимаем. Так в матушке России”» (14/27.III.1930).
Отец Киприан общался и с кем-то из еврейской молодежи. «У владыки сегодня при мне пришел только что приехавший из России молодой человек – Самуил Львович Айзенштадт, еврей, 25 лет, вполне интеллигентный, окончивший Московский университет (теперешний, конечно), но бывший долго в ссылке, в Туркестане и даже на Китайской границе. Говорит совершенно чисто по-русски, безо всякого оттенка и акцента, и даже московским говорком. Очень воспитанный, подтянутый, хорошо одетый, говорит вполне культурно…
Рассказывает много и очень интересно… Но самое приятное он сам. Редко видел таких евреев. У него исключительно милая, добрая улыбка, озаряющая его лицо, и голубые глаза в больших роговых очках. Когда он улыбается, то становится на редкость симпатичным, милым и привлекательным. Что-то в нем показалось мне чистое, и нетронутое, и открытое. Обещал зайти и побеседовать. Живет пока в Тель-Авиве.
Он социал-демократ, но нового типа и направления. Интересуется философией и религией… Меня поражает его культурность языка и мышления и манера держаться… Попал сюда как сионист, но он на самом деле совершенно не сионист. Это, понятно, был предлог. “Для меня прежде всего любовь к будущей России – демократической и свободной”» (14/27.V.1930).
Бывали иногда и эксцессы: «Проходя по Тель-Авиву, услыхал вслед мне брошенные каким-то молодым жидовином комсомольского типа:
– Паразит старого века!., (sic!)
Вообще же и ометы мои, и волосы, и камилавка вызывают скорее удивление, чем неприязнь; а взрослые евреи даже не без удовольствия произносят им известное имя – “батюшка”» (14/27.III. 1930).
Многое в жизни русских женских монастырей в Иерусалиме было неблизко о. Киприану, привыкшему к университетской среде, семинарскому преподаванию и наличию опытных духовных наставников. Так он описывает в своем «Дневнике» сложности, которые испытывали сестры русского монастыря на Елеоне в связи с проводившейся в то время каталогизацией археологического музея, созданного о. Антонином (Капустиным). «Думалось, – пишет он, – что с отъездом Лукьяновых [ученых археологов] атмосфера елеонских скорбей и смущений рассеялась, но, оказывается, враг силен и весьма опытен. То монашкам неугоден был музей, потому что скоро конец мира будет, и они боялись Лукьянова, что он останется. А теперь нашлось другое: – “идолы”. Не знаю, где первопричина, но это и не важно, какая Марья или Дарья это первое выдумала, важно, что это со смаком и удовольствием распространяется. И кем? Добро бы еще какой-нибудь фанатичной м. Поликсенией, которая из-за музея и Лукьянова готова была с аввакумовой ревностью идти чуть ли на костер. Нет, а то ведь главные распространители и разжигатели – это интеллигентные люди. На днях пришла в миссию Вал. Ник. Цветкова, зашла ко мне в кабинет и давай мне среди всей прочей чепухи доказывать: “Нет, Вы подумайте, отец Архимандрит, ведь это ужасно, на том месте, где вознесся Спаситель, где так молилась Божия Матерь – Вы собираете идолов!” Я спервоначалу не понял, а потом, когда узнал, что это египетские фараоны и боги, всякие Аменхотепы и Озирисы, то не знал, смеяться ли и возмущаться. Так и нельзя разубедить. Вместо того чтобы разубеждать матушек-кликуш, рассеивать темноту и невежество ханжеского суеверия, они еще их поддерживают. Еще и ссылаются на авторитет какого-то там ее знакомого католического патера…
Вчера уже новая версия и новое кликушество. Копия той головы Ирода, которую так ценил о. Антонин и которую отправил в Эрмитаж, копия ее стоит на Елеоне в музее. Казалось бы ничего! Ан и тут враг попутал – “вот, говорит, тут в часовне под мозаикой было место первого погребения главы Предтечевой, – а они тут голову Иродову хранят!” (sic!).
В результате Владыка решил сегодня перенести сюда в Миссию идолов и все смущающее строгое благочестие елеонских подвижниц.
Отчего же это (особенно у нас русских!) благочестие и вера так крепко переплетается с ханжеством, кликушеством, истерией?… Как-то тут и не видно здорового трезвого отношения… В результате о. Серафим и А. А. Петров сегодня привезли с Елеона голову Ирода и пять штук идолов» (11/24.09.1929).
Голова, о которой идет речь, была найдена о. Антонином (Капустиным) вблизи Дамасских ворот. Скорей всего это был бюст римского императора Диоклетиана, когда-то стоявший в нише у одних из иерусалимских ворот – так сейчас считают ученые. Но Капустин об этом не знал: по его мнению это было изображение Ирода или другого римского императора – Адриана. Однако, ни одно подлинное изображение царя Ирода в настоящее время неизвестно.
На Пасху 1930 г. Святую Землю посетило сербское паломничество во главе с ей. Николаем Охридским. Владыка Николай (Велимирович, 1880–1956) является одним из наиболее почитаемых сербских пастырей, писателей, богословов XX в. В молодости он учился в Сербии, Швейцарии, Англии, России. В 1920 г. был рукоположен во епископа и служил на древней Охридской кафедре. Во время Второй мировой войны находился в заключении в немецком концлагере Дахау. После освобождения из лагеря в 1945 г. жил в США. Умер в русском Свято-Тихоновском монастыре в Пенсильвании. В 2003 г. прославлен в лике святых Сербской Церковью.
О. Киприан готовил приезд сербских паломников, заботился об их размещении на разных подворьях и в монастырях, встречал в Яффском порту. Владыка Николай сначала остановился в Русской миссии, но затем вместе с одним из его священников их пригласили жить в патриархию, и он был вынужден туда переехать («как ни жаль и им, и нам, приходится покоряться» – писал Керн). Для о. Киприана общение с ей. Николаем оказалось очень важным, и после возвращения в Югославию он пять лет служил в епархии именно этого святого архиерея.
ebooksa