Инфанта (Анна Ягеллонка)

22
18
20
22
24
26
28
30

В глазах принцессы навернулась слеза.

– Нужно успокоить панов сенаторов, – добавила она, – но не отдаляйтесь из Варшавы. Даст Бог, я верную службу награжу.

Какая награда была для него самая милая, не поведал Талвощ, ушёл, готовый на всё.

Назавтра при епископе хелмском приказала его позвать и объявила, что для спокойствия и из-за настойчивости панов она желает, чтобы он её покинул.

– Будет по воле вашей милости, – отвечал, кланяясь, литвин, – благодарю за все милости, какие испытал, и ухожу, желая только, дабы друзья вашей милости служили верно, как я служил.

Тогда Талвощ официально был уволен.

Он весело, однако, пошёл к товарищу Боболе.

– А что, милый друг! – сказал он. – Мне приказали убираться. Вы счастливец, что паны сенаторы вас не заподозрили, и остаётесь.

Бобола не поверил ушам. Казалось не только ему, но даже Конецкому, даже Жалинской, которая его не любила, невозможным, чтобы на дворе без Талвоща могли обойтись.

Только теперь оказалось, какой он тут невзрачной, тихой и действенной был ко всему пружиной.

Никогда от этого не искал похвальбы, не выставлял себя, милостями не хвалился, влиянием не тщеславился, но везде его было полно, каждому добрый совет дал, голову охотно подставлял, а когда неясно в чём было, он высматривал лучшую дорогу.

Для принцессы был это служка неоценимый, но, отказываясь от него, она знала, что не потеряет.

С доброй миной в этот день пришёл Талвощ на прощание к доброму, мягкому ксендзу-епискому хелмскому, который его также любил и должен был скучать по нему.

– Я пришёл попрощаться с вашим преподобием, – сказал он, целуя его руку, – гонят меня отсюда, нет спасения. Когда уже Речь Посполитая в опасности от Талвоща, нужно её спасать! Значит, хотя бы голову в прорубь.

Епископ стоял погрустневший.

– Дорогой, – промолвил он, – верь мне, я в этом ничуть не повинен. Охмистру Конецкому ты был солью в глазу, этот на тебя всё сбросил.

Талвощ смеялся.

– Когда я пойду прочь, – сказал он, – от этого он здесь значить больше не будет.

Ксендз-епископ повторно вздохнул.

– Куда же ты? На Литву? – спросил он.