– Не меньше, чем другие но, по-видимому, и не больше, – повторила Заглобянка. – Знаете ли себя, ваша милость? Я то только знаю, что пока молодая и красы немного есть, она за всё платит, не станет её, начнётся воспоминание, что ни владений, ни имени не принесла, а я этому подвергнуться не хочу и замуж идти не думаю.
Талвощ покачал головой.
– Мне сдаётся, что где есть большая любовь, там ни владений, ни имени не нужно.
– Так это и вам сдаётся, – принуждённо рассмеялась Дося, – а не достаточно вас, семью имеете, отца, братьев, сестёр, родственников, те глаза сироте выкололи бы. Следовательно, прошу, не будем говорить об этом.
– Ежели другим также, как мне отвечать будете, – проговорил Талвощ, – я готов ждать, пока в верной любви моей не убедитесь.
Заглобянка свернула разговор.
– Значит, вас удалили, – сказала она, – но вы удаляться от принцессы не должны.
– И я так думаю, – отпарировал Талвощ. – Останусь в Варшаве. Из Пьясечна недалеко до меня будет, если бы я на что-нибудь пригодился. Впрочем, видится мне, что и принцесса скоро в Варшаву перенесётся. Если бы я на что-то понадобился, – добавил он в итоге, – прикажите искать в трактире «Под Белым конём», у Барвинка, за Краковскими воротами.
Оттого, что Заглобянка не отходила, Талвощ сделал вывод, что она хочет ему ещё что-то поведать; он с радостью ждал, что разговор продолжится.
Дося тихим голосом начала:
– Не правда ли? Мне кажется, что хотя паны сенаторы нашу пани подозревают в том, что она в тайном сговоре с императором и с ним плетёт заговор, очень ошибаются. Она больше способствует французу.
Талвощ головой дал подтверждающий знак.
– Наилучшим доказательством этого было, – добавила Дося, – когда на пришедшую новость о той жестокой резне она так огорчилась, что по целым дням слова от неё выпытать было невозможно. А потом, как начал епископ Валанса распространять письма, которые очищали короля и королеву, начитаться их не могла. Велела мне читать и разъяснять их себе по ночам раз и два.
Она взглянула на Талвоща.
– Я тоже догадался, что с цезарем наша пани потому только умышленно казалась на доброй стопе, чтобы нагнать на сенаторов страха и не допустить пренебрежения.
– Ну, тогда вы должны, ежели так думаете, – вставила Дося, – должны знать, что делать. Принцесса знака не даст, чтобы поддержали француза, потому что стыдится, но её друзья, угадав мысль, обязаны стараться действовать согласно этому.
– Ни слова, – отрезал Талвощ, – только такие друзья и слуги, как я, не много могут.
– Неправда, – прервала Дося горячо, – кто хочет, тот может много, а маленькие люди иногда слегка дела успешно поддерживают, только то, что потом их работа идёт на чужой счёт.
– А я также хвалиться и пользы для себя из него вытягивать не думаю, – ответил Талвощ. – Лишь бы послужить нашей пани, ни оплаты, ни похвалы с этого не ищу.
– Бог вам это наградит, – любезно прибавила Дося. – Стало быть, вы знаете, что делать… делайте.