– А… мы дали вам оболгать себя, – вырвался Журден. – Все, что к нам приезжали, хоть было к ране приложить, хвалили их.
Седерин молчал.
– Сегодня уже слишком поздно жаловаться на то, что случилось, – сказал он потихоньку.
– Король обескуражен, недоволен, – прибавил Вилекье, – боюсь за его здоровье. Мирон говорит, что он не выживет ни в этом климате, в этой атмосфере, ни среди этих людей. Никакой власти нет. Сенаторы возмущаются, не уважают его.
– Знаешь, сударь, – сказал Седерин холодно, – что есть французская пословица: вино утекает, нужно его выпить.
Французы, улыбаясь, посмотрели друг на друга.
– Я сомневаюсь, что мы бы его высушили до конца, мы предпочитаем остатки оставить, – сказал Вилекье. – Для вас, господин Седерин, – прибавил он, – не буду делать из этого тайны. Мы тут не выдержим.
– Вдобавок, – прервал Журден, – некоторые сенаторы ещё хотят сделать приятней жизнь короля, давая ему старую бабу в жёны. Но… ба! Этого уж слишком много.
Оба смеялись, Седерин поглядел искоса.
– А зачем он обязался? – спросил он.
– Что значит такое обязательство? – резко воскликнул Вилекье. – Это просто вещь чудовищная, невозможная.
– Как же это кончится? – шепнул немного неспокойный купец.
– Ради Бога! Не знаю, – вырвался Великье, – но думаю, что, пожалуй, грустно и трагично. Разочаровали короля и нас, обещали нам совсем иное состояние вещей. Гратиани, с которым виделся наш пан по дороге, заверил его, что монаршую власть он полностью получит, а оказалось, что никакой.
– Можно бы её получить, – сказал, оглядываясь, Седерин, – но…
Он положил на уста палец.
Вилекье ходил по комнате, голову то поднимая к сводам, то опуская её на грудь.
– А притом, – начал он, – это жизнь! Это скука! Это общество! Этот язык! Прямо ад. Единственные лучшие часы, когда господа поляки расходятся, мы закрываем на замок дверь и остаёмся сами с собой. Тогда хоть мыслями и воспоминаниями мы переносимся на берега Сены, вспоминаем лучшие времена.
Седерин показывал беспокойство.
– Господа, – прервал он, – всё это может быть правдой, но последнее, что я сказал об утекающем вино, то повторю. Генрих король по Божьей милости сел на трон, захватил власть, следует её ему облегчить. Хотя бы должен был жениться на старой принцессе, никто ему иметь молодых не запрещает. Польские паны научатся от вас вежливости, а вы…
– Не требуйте же от нас, чтобы мы от них чему-нибудь учились, – вставил Журден. – Это животные, не люди!