Я погрустнела.
– Моя мама тоже делала лазанью, а еще пекла домашний хлеб и тыквенный пирог. Обычно в рождественское утро все бегут смотреть, какие подарки принес Санта, а я любила просыпаться от запаха тыквенного пирога.
Дверцы разъехались, я выкатила мистера Хэнкса из лифта и повезла к его квартире (мы жили по разные стороны от лифта). Дверь оказалась распахнутой.
– Это вы так оставили?
– Да. Открыть дверь я могу и ногой, но возиться с ключом мне сейчас трудновато.
– Могу себе представить.
Я вкатила старика через порог – и задержалась перед кухней. Там царил неописуемый беспорядок, будто грабители все вверх дном перевернули. По полу раскатились консервные банки, рядом валялись ложки, вилки, моток скотча, рассыпавшееся печенье, и все это мокло в огромной молочной луже. Из крана в кухонную раковину бежала вода. Осторожно пробравшись по краю лужи, я привернула кран и нахмурилась при виде двух банок консервированного супа на полу.
– Мистер Хэнкс, а вы сегодня обедали?
– А как же! Я просто стал неряшлив, не обращай внимания. Помощница, которую мой сын заставляет тут околачиваться, оставила готовый обед и ушла. Я живу жизнью холостяка.
Мне показалось, что он привирает.
– Что же вы ели на обед?
– А суп.
Я подняла с пола опустевший пакет молока и подошла к мусорному ведру. Нажав на педаль, я заглянула под откинувшуюся крышку: банки из-под супа не было. Мистер Хэнкс – гордый человек. Он лучше будет сидеть в пижаме в холодном подъезде, чем попросит меня поднять линейку, без которой ему не вызвать лифт.
– М-м-м! Я так давно не ела супа! Можно и мне чуть-чуть?
Старик подозрительно прищурился, но я улыбнулась, и он вроде забыл о своих подозрениях.
– Кушай, детка, не стесняйся.
Я снова обошла его кресло и отвезла мистера Хэнкса в гостиную. Подняв телевизионный пульт, который тоже лежал на полу, я вложила его в руку старика.
– Отдыхайте, а я погляжу, какие у вас есть супы.
Он кивнул:
– Выбирай, что тебе по вкусу.