— Стараемся по силе возможности, — небрежно ответил парень, выходя вслед за товарищами.
До трамвайной остановки двигались молча, каждый по своему обдумывал разговор с парторгом. Только в конце пути бригадир нарушил молчание.
— Ну, что ж, братва, — задорно воскликнул он, — взялся за гуж — не говори, что не дюж! А? Правильно?
Ребята были согласны: правильно!
В понедельник, придя на работу, Савельев первым из бригады увидел на стене свежий номер «Молнии».
«Привет передовикам производства!» — прочитал он, подойдя ближе.
— Братва, тут о нас написано. Читайте! «В борьбе за звание коммунистического труда Избяков и его товарищи добились высоких производственных показателей…» И среди героев труда фамилия небезызвестного вам Савельева.
Обведя мечтательными глазами собравшихся, произнес:
— Вот это я понимаю. Три нормы. Поэзия!
— Не чело, а чучело, — поправил Тихон.
— Ты о ком?
— О твоей героической фамилии.
Савельев обиделся:
— Стыдно, товарищ Торубаров, некультурно выражаться. В передовом коллективе все-таки работаете.
— Разве не видишь — чепуха это. Не могли мы за прошлую неделю три нормы выполнить.
Подошел бригадир. Прочитав газету, он побледнел и, резко повернувшись, заторопился в другой конец цеха, но через несколько минут вернулся.
— Коршунов, что это значит? — грозно спросил он, показывая на газету. Тот пожал плечами:
— Наверно, начальство нам условия создает.
— Иди-ка ты… со своими условиями. Что ты написал в нарядах?
— Чего напустился? Все законно, — невозмутимо парировал Коршунов. — Сам Сорокин выписывал, а начальник депо утвердил. Я только подпись за тебя ставил.