Людей около молнии становилось все больше. Кроме слесарей, подходили токари, электросварщики и паровозные бригадиры, чьи машины стояли на подъемке.
— Товарищи! — крикнул Избяков, задыхаясь от волнения. — Все, что здесь написано — неправда. Никаких мы трех норм за прошлую неделю не выполняли. Просто нам за ремонт паровозов строителей дутые наряды выписали. А дутой славы мы не хотим.
Он сорвал «Молнию», не вытаскивая кнопок, и, скомкав в горсть, бросил под ноги.
— Газету, между прочим, никому не дозволено срывать, — сказал Коршунов, поднимая комок бумаги.
У выхода из цеха Коршунов догнал бригадира, придержал его за рукав.
— Обожди. Куда торопишься?
— В бухгалтерию. Наряды надо обратно забрать. А от тебя, Коршунов, я не ожидал такой подлости. Как самому опытному доверил наряды за неделю закрыть, в больницу к своим торопился, а ты… В общем, прав Торубаров, освобождаться от таких надо.
— Зря, Анатолий, горячишься. Что тебе, полтыщи рублей лишние? У тебя жена с сыном два месяца в больнице. Знаю, как перебиваешься.
— Что ты знаешь?
— Думаешь, никто не видел, как ты свой костюм в скупочный относил?
То ли от смущения, то ли от злобы Избяков побагровел:
— Что, воровать толкаешь?
— Кто тебя заставляет воровать? Не отказывайся, когда навязывают. Начальству виднее.
Анатолий намеревался наговорить Коршунову обидных слов, но промолчал. Только укоризненно покачал головой и с выдохом произнес:
— Эх, Степан, Степан, как много в тебе еще дури! Тесать да тесать тебя придется.
13
Деповский корпус для аварийного ремонта паровозов почему-то прозвали «Таганаем». Заезд туда считался позорным. Мелкий, «случайный» ремонт обычно производился силами самих паровозных бригад. Слесарей направляли только тогда, когда бывали сложные работы.
На паровозе Круговых после аварии работы предстояло порядочно. Можно было потребовать слесарей, но старший машинист не хотел просить подмогу. Четвертые сутки машина стояла в «Таганае» и за все это время Сергей Александрович не заглядывал домой. Угонял в общежитие Колосова и других помощников, приказывал отдыхать Чистякову, а сам всегда оставался. Прикорнув часок в паровозной будке, прямо на полу, снова был на ногах. Щеки его покрылись серебристой щетиной, глаза ввалились.
Александр Яковлевич, заметив, как старший машинист с трудом разгибает спину, укоризненно покачал головой:
— Вот что, друг, иди-ка побрейся и дома отдохни по-человечески. А то Лиза захочет поцеловать, все губы исколет.
ebooksa