Сергей Александрович расправил плечи, провел ладонью по лицу сверху вниз, словно разглаживая морщины, ответил бодрясь:
— Сделаем дело — отдохнем.
Чистяков бросил на верстак молоток.
— Ты что, нам не доверяешь? — И сердито зашевелил усами… — Думаешь, без тебя дело станет?
— Не станет, а задержится, — спокойно возразил Круговых. — Сейчас каждая рабочая единица на счету.
Чистяков повернулся к Колосову и к своему помощнику, как бы призывая их в свидетели, и кивнул в сторону Круговых:
— Глядите-ка: единица! Да ты со вчерашнего дня — нуль. Понял? Заявляю категорически: либо ты идешь отдыхать, либо мы уходим с паровоза. Один работай.
Сергей Александрович пытался отшутиться, но Александр Яковлевич был неумолим:
— Или ты или мы!
Круговых солидно откашлялся, прочищая голос, строго оглядел своих товарищей, что-то хотел сказать, но вместо этого махнул рукой и, по-стариковски шаркая подошвами, направился к выходу.
На другой день явился начисто выбритый и посвежевший.
— Теперь ты похож на старшего машиниста, — улыбнулся Чистяков. — А вчера — никакой солидности!
Валерий Зорин приходил на работу утром и уходил по сигналу деповского гудка. Работал усердно и, словно не замечая общей отчужденности, пробовал шутить. К Сергею Александровичу обращался с подчеркнутой предупредительностью. Если случалось, что старший машинист один принимал тяжелую деталь, он оказывался рядом. Торопливо помогал.
Несколько раз пытался завязать с ним разговор, но Круговых хмурил брови и становился неприступным, колючим.
— Сергей Александрович, — лебезил Валерий. — Потребовали бы слесарей — пусть делают. Зачем надрываться? У вас и так здоровье неважное.
— Ты чего о моем здоровье печешься? Мне не жениться.
— Жить каждому охота: и старому и молодому.
— Вот и живи. Кто тебе мешает?
Попытался Валерий подъехать к Колосову, но тот обжег его ненавистным взглядом, и Зорин невольно попятился от него. Однако ни на кого ни разу не обиделся. С него, как с гуся вода.
— Завидую таким твердолобым, — усмехнулся Чистяков, когда не было Валерия поблизости. — Ничем не проймешь. Такой долго проживет.