Стражи Ирия

– Очень интересно, – проворчал мрачный, как грозовая туча, князь. – А о том, что правитель Цитадели молочных младенцев на завтрак употребляет, твой паренек не упоминал?

– Да и без младенцев все мрачно, – вздохнула Инга. – Жизнь сейчас тяжела и опасна, но никто из нас не хочет добровольно становиться рабом. Мы уж как-нибудь сами. Тот паренек, что рассказал все это, чудом сбежал из Цитадели. Он говорил, что его заставляли работать в поле, почти не кормили и постоянно избивали. Если уж люди бегут оттуда, глупо было бы направиться в это жуткое место по собственной воле.

Цент сидел, сидел, а затем не выдержал и возмущенно воскликнул:

– Да откуда же в людях столько злобы и лживости? Как? Как, спрашиваю я, повернулся его грязный язык возвести на прекрасную Цитадель и ее доброго и мудрого правителя столь отвратительную клевету?

– Он сказал неправду? – удивилась Инга.

– Неправда, это мягко сказано. Не знаю, кто этот лживый мерзавец, но обязательно узнаю, и поимею с ним разговор тет-а-тет, но вам он наврал с три короба.

– Надо же, – покачала головой девушка. – Он так убедительно рассказывал, с такими подробностями….

– Да брехать-то много ума не надо, – фыркнул Цент. – А вы и уши развесили.

– Но мы и подумать не могли, что он нас обманывает. Да и зачем ему?

– Это я скоро выясню. Надеюсь, он все еще в вашей общине.

– Да.

– Прекрасно! Мне не терпится встретиться с ним кулаком к лицу. Нет, ну надо же – такого вранья насочинять! Да как его земля-то носит? К счастью, недолго ей его носить осталось. Я лично об этом позабочусь. Я ему все то устрою, что он нафантазировал. И еще от себя добавлю.

Пока Цент гневно возмущался, Владик кое-что припомнил. Действительно, где-то полгода назад поисковики привезли в Цитадель подобранного в диких землях юношу. После карантина, вывода вшей и постановки на довольствие, его отправили туда, куда отправляли всех новичков – на сельскохозяйственные работы. И вот тут-то начались проблемы. Обычно попавшие в Цитадель люди были страшно рады, и не возмущались тому факту, что их заставляют заниматься физическим трудом, поскольку лучше трудиться живым в крепости, чем отдыхать мертвым за ее пределами. Но вот этот юноша с самых первых дней стал проявлять решительное нежелание работать. Все время спрашивал, почему его заставляют трудиться, заявлял, что он никому ничего не должен, и вместо того, чтобы копать землицу, больше предпочитал сидеть и бездельничать.

Разумеется, его поведение не могло привести ни к чему хорошему. Оно и не привело. Первый раз его вызвали на разговор и просто поговорили, но разъяснительная беседа не пошла впрок. Когда стало ясно, что случай тяжелый, к лентяю были применены меры физического воздействия. Принципы центизма-крутинизма, согласно которому лох должен пахать и помалкивать, бунтарю внушали путем славной порки. Первый раз высекли гуманно. А когда выяснилось, что юноша не оценил гуманизма, обработали его уже без поблажек, на все деньги.

После повторной обработки бедовый юноша три дня не мог встать на ноги и неделю сесть на задницу. А как только смог, тотчас же был отправлен в поле. В ходе напутственной речи его предупредили, что если он вздумает впредь вести себя возмутительным образом, ему выпишут направление в теремок радости. А из того теремка, как намекнули палачи, немногие выходят на своих ногах.

Крепко воспитанный паренек кое-как отработал день, а под вечер, когда крестьяне пошли обратно в крепость, выяснилось, что он куда-то пропал. В Цитадели его не оказалась, там все люди были на виду, а потому решили, что ленивый молодчик сбежал. Ловить его, разумеется, никто и не подумал. В конце концов, пребывание в крепости было добровольным, и силой там никого не удерживали. Хочешь уйти – иди. Вот только куда идти? В мир, поглощенный смертью и ужасом? Работа в поле тяжела, но в диких землях еще хуже.

Судя по всему, тот паренек, о котором говорила Инга, и был тем самым беглецом. Каким-то чудом он сумел добраться до их общины и осесть там. И жить бы ему, горемыке, дальше, но он, несчастный, совершил фатальную ошибку – весьма нелестно описал новым знакомым покинутую Цитадель и ее верховного повелителя. Владик не обладал пророческим даром, но даже он легко сумел предсказать судьбу беглого лоха – ждали его побои зверские да увечья немыслимые. Заодно припомнил и имя обреченного юнца – того, вроде бы, звали Колей.

– Ладно, нечего тут рассиживаться, – сказал Цент, весь охваченный жаждой мести. – Поехали уже к вам в общину. Надо разобраться с клеветником и подготовить эвакуацию.

– Еще потребуется убедить людей, что в Цитадели не так плохо, как они думали, – заметила Инга. Судя по выражению ее лица, она и сама продолжала прибывать в сомнениях.

– Это я беру на себя. Убеждать умею. Помню, меня еще в девяностых один гнойный фраер подрезал, так я его догнал и убедил отдать в качестве компенсации морального ущерба и тачку, и хату и жену. Жена, правда, страшной оказалась, и кухаркой никудышной. Пришлось вернуть.