Стражи Ирия

22
18
20
22
24
26
28
30

– Она живой человек, – выложил последний довод Владик, хоть и понимал, что он едва ли впечатлит Цента. Изверг из девяностых лучше относился к некоторым животным, чем к людям, хотя и животным от него доставалось.

– Очкарик, ты что, тупой? – разозлился Цент. – Откуда ты знаешь, кто она такая, и сколь велик груз злодеяний, отягощающий ее совесть? Не приходила ли в твою плохо функционирующую голову мысль, что связали ее не просто так? Не думал ли ты о том, что замучить ее собирались за дело?

– Но ведь эти трое злодеи, – растерялся Владик.

– И что с того? Это ее как-то оправдывает? А вдруг она еще большая злодейка, истязательница, душегубка и маньячка? Когда же ты, фикус комнатный, поймешь, что нет никаких хороших людей и плохих людей. Есть просто люди, и все они сволочи, до последнего. Все, кроме меня. Я вот хороший. Эти трое, говоришь, тебя сожрать хотели? А она, думаешь, не захочет?

– Она не похожа на людоедку, – неуверенно произнес Владик.

– Допустим, не людоедка. А вдруг она психованная, или с отклонениями? Чуть зазеваешься, а она тебе хозяйство ножиком оттяпает.

Программист невольно вздрогнул.

– Давай хотя бы выслушаем ее, – предложил он.

– Зачем? Тебе давно в глаза не врали?

– Господи! Почему ты думаешь обо всех самое плохое?

– Потому что я опытный, умный и повидал жизнь. А теперь прекращай меня сердить, и займись делом. Пошарь в их тачке, поищи еду. Найдешь – накрывай поляну. И сходи, позови этих двух нахлебников, пусть тебе помогают. А у меня тут намечается дельце.

– О чем ты? – встревожился Владик.

– О неотвратимости наказания. Эти трое покусились на мое имущество, то есть – на тебя. За это воздам им великое возмездие.

– Но ведь двое из них уже мертвы.

– Значит, старый пердун получит за всех, и за себя, и за покойных дружков. Но сначала нужно набросать план работы.

К тому времени, когда Владик вернулся обратно с Ингой и Колей, Цент уже исписал кусочком мела весь капот автомобиля, составляя перечень пыточных процедур. Опасаясь, как бы старик случайно не помер легкой смертью, не изведав причитающихся ему на посошок мучений, князь стал торопливо воплощать терзания одно за другим, строго по пунктам. Старик нечеловечески орал все время, ввергаемый все глубже в пучину адской боли. Владик, Коля и Инга спрятались за автомобиль, чтобы не видеть невыносимых ужасов, и закрыли уши ладонями. Но это не помогало. Они слышали все. И каждый из них понимал, что эти крики будут еще долго слышаться им в кошмарных снах.

– Пункт номер пять, – произнес Цент, подбегая к капоту, чтобы свериться со своим списком терзаний. – Что тут у нас? Тройной перелом правой нижней конечности. Хорошо. А следующий? Ага! Анальное сокрушение путем внедрения полена в задний проход. Очкарик, ты где? Срочно найди мне полено, да побольше…. Эй, стой. Чтобы не бегать два раза, присмотри там большой камень, килограмм на десять. Он мне понадобится для седьмого пункта.

Старик оказался крепким, и выдержал пятнадцать терзаний из двадцати заявленных. Трижды терял сознание, сорвал голос от крика, выплеснул из себя все, что мог низом и верхом. Под конец он уже не кричал и не брыкался, а только трясся всем окровавленным телом и жутко хрипел, закатив безумные глаза.

– Ух, притомился! – признался Цент, смахивая со лба пот и капли чужой крови. – Очкарик, куда ты опять спрятался? Иди сюда и накрой поляну. Позавтракаем перед дорогой.

Появился Владик, бледный и трясущийся. На растерзанные останки старика старался не смотреть, ибо те являли собой зрелище невыносимое. Казалось, главаря шайки заживо пропустили через огромную мясорубку, притом сделали это трижды. Инга и Коля держались в стороне, и ближе подходить боялись. Владик их понимал. Наконец-то они оба увидели настоящего, истинного Цента, и это зрелище закономерно повергло их в ужас.