— Как это? — прервал я с радостью. — Разве король знает обо мне и помнит?
— Ещё бы, — сказал Гайдис, гладя усы. — Начал меня расспрашивать, что ты делаешь теперь, и видел ли я воспитанника. «Должно быть, у какого-нибудь ксендза в коллегиуме на учёбе». — «Пойди же к нему, посмотри, расспроси его, а потом мне скажешь, что с парнем стало». Ты рад этому?
Я остолбенел от удивления и радости, слыша это, потому что у меня и в мыслях не было, чтобы король обо мне знал и помнил. Гайдис радовался этому, может, больше, нежели я.
— Что мне сказать? — спросил он.
Я должен был долго и много рассказывать Гайдису всё, что тут со мной делалось: как я попал к ксендзу Яну, как совершил с ним паломничество в Рим и счастливым вернулся, и что мне при набожном человеке хорошо было, и что я был бы рад с ним остаться, когда меня потребовал епископ, и я должен был идти на его двор.
Я не скрывал от Гайдиса, что там мне было не так хорошо, прежде всего из-за того, что очутился среди врагов короля.
Я жаловался, из моих глаз даже побежали слёзы.
— Что король захочет, то сделает, — сказал я, — если бы меня на свой двор взял, я был бы счастлив. Но этого произойти не может.
Гайдис тоже покачивал головой и молчал.
Так, взаимно рассказывая друг другу, что у нас наболело, мы просидели до вечера, и позже я бегом должен был возвращаться на двор епископа, чтобы меня не наказали.
Обещали друг другу встретиться снова в Вавеле, когда получится прибыть туда на богослужение с епископом, а Гайдис показал мне конюшню, около которой я мог его найти.
Всю ночь потом и следующий день я только о том и думал, что сам король знал обо мне и помнил, и в случае необходимости я обещал себе, если бы мне было очень плохо на свете, бежать под его опеку.
Легко догадаться, что могло соткаться такими нитями в детской голове. Любовь, какую я всегда чувствовал к королю, от этого ещё возросла, а неприязнь, какую показывали к нему все епископские слуги, ещё её укрепила.
Прошло несколько дней, прежде чем я смог выскользнуть из костёла в королевские конюшни для свидания с Гайдисом. Хотя он хорошо поведал мне, где его искать, когда я вбежал в окружение сараев, конюшен, сенохранилищ, кладовых, которых там была тьма, я совсем заблудился и едва дозвался литвина.
Мы пошли с ним в сторону, к валам.
— Вы видели короля? — спросил я его.
— А как же, — отпарировал Гайдис, — почти каждый день его встречаю, Бог милостив, он добр ко мне. Если бы не это, пришлось бы пропадать среди ляхов, которые нас высмеивают и не любят, но вижу, что король к нам доброжелателен, поэтому боюсь портить отношения.
— Ну, — добавил, усмехаясь, Гайдис, — не только видел короля и говорил с ним, но и сделал то, что ты мне велел, так как рассказал ему о тебе.
— Что же король? — спросил я.
— Сам не знаю, что это значит, — говорил далее литвин. — Когда он узнал, что тебя взяли к епископу, лицо его изменилось и как бы гневом загорелось. Он нахмурился, топнул ногой, но затем сдержал себя. Я говорил королю, что ты рад бы ему служить. Он покачал головой, подумав. Подождав, он сказал: «Пусть будет терпелив. Сейчас нельзя… позже. Кто знает?» Даже спросил, как выглядишь, и сгодишься ли для слуги при дворе. Я говорил, что ты вырос приличным юношей.