Воспоминания о жизни и деяниях Яшки, прозванного Орфаном. Том 1

22
18
20
22
24
26
28
30

Всё то, что мне рассказал Гайдис, хотя с одной стороны было для меня утешением, с другой мучило, потому что не обещало мне ничего так скоро, а мог ли король вспомнить обо мне, бедолаге, позже, и кто бы ему напомнил.

А тут висела надо мной угроза отправки в Сандомир.

К счастью, в то время все были так заняты — одни Иоанном Капистраном, которого ждали, другие королевской свадьбой, к которой готовились, что обо мне никто не подумал, никто не взглянул на меня.

Епископ снова торжествовал, хотя с королём продолжалась серьёзная война.

Заостряло её то, что король, как постановил, так после смерти епископа Премышльского следующего главу выбирать не допустил, а сам назначил нового.

Збышек хорошо видел, что когда однажды этот обычай сохранится, тогда король, имея своих епископов, будет управлять в костёле так же, как в стране. Епископ созвал съезд в Сандомире, где у него был свой Олесницкий воевода, подстрекая рыцарство и духовенство, чтобы королю отказали в послушании.

Король имел за собой только великополян. В Кракове на совете, когда Збигнев повторил против него угрозы, говорили, что тот перенёс их с хладнокровием и не уступил.

Я сам слышал, когда епископ не раз повторял:

— Я не доживу до этого, но вы с этим королём так легко, как с отцом его, не дойдёте до конца! Он молчит и упирается… Хоть внешне уступит, но что решил, то в сердце прячет. Беда нам, что мы не взяли Пяста и поддались на мольбу королевы-матери, когда уже был выбран Болеслав Мазовецкий.

На этом не кончилось, потому что так же, как в Премышли король назначил епископа, так теперь по смерти архиепископа в Гнезне отправил посланца в капитул, наказывая, чтобы выбрали Яна из Спрова.

Наш епископ, видя, что не сломил его, не запугал, пылал к нему ненавистью. Он не привык к тому, чтобы ему оказывали такое яростное сопротивление.

Таким образом, между замком и нашим двором дела обстояли хуже, чем когда-либо. Только одно ожидание прибытия Иоанна Капистрана, казалось, вселяет некую слабую надежду, что влияние этого богобоязненного мужа, быть может, смягчит короля, а совместные с епископом усилия в приёме его в Кракове сблизят их друг с другом.

Ксендз Збышек, однако, в замке совсем не бывал, посылал только курьера, короля избегал; два раза резко и напрасно против него выступив, уже больше не хотел напрашиваться на борьбу с этим, как его называл, молокососом.

Я в то время мало знал Казимира, и только по тому, что у нас на дворе о нём говорили, представлял себе, каким он был. Всё-таки даже в моём незрелом уме король представлялся, как муж великой силы, раз вступал в борьбу со Збышком, с тем, коего ни Ягайлло, ни даже Витовт осилить не могли.

Старый Тенчинский, Краковский воевода, упрекал его, что был молчалив, замкнут в себе и очень упрямый. Говорили, что королева-мать заклинала его и просила, чтобы помирился с епископом, и, хотя имела над ним большую власть, ничего не добилась.

Она только добилась того, что король гарантировал полякам подтверждение их привилегий, желая заполучить на свою сторону рыцарей, но в деле епископов ни на один волос не отступил.

У него уже было двое в епископских столицах, а у Збышка каждый день повторяли, что якобы перед Лутком из Бжезии тот говорил о том, что в будущем ни одного епископа капитулам выбирать не даст, ни навязывать себе в Риме.

Мы тогда ждали обещанного Капистрана, который в то время должен был находиться в Силезии. В епископе росло нетерпение… ибо во что бы то ни стало хотел привлечь в Польшу, так, что даже произошёл спор с королём, внешне прикрытый.

Браком короля епископ Збышек совсем не занимался, но, не прикладывая к нему руку, пророчил плохие последствия.

Приближались окончательные переговоры. Король на них неприязненного ему Олесницкого не вызвал. Были назначены Ян, епископ Вроцлавский, и Едрей, Познаньский, несколько панов, а из тех, что были на стороне Збышка и с ним шли, только воевода Краковский.