Несколько раз ночью переодетого и выбирающегося с придворными в город я должен был вернуть его силой и угрозой. Наконец я должен добавить, что когда просил его и обращался к его сердцу, он часто смягчался. Но кровь была вспыльчивая, молодая и темперамент безумный.
Если бы Длугош вёл воспитание до конца, он, быть может, иначе бы склонил его к дисциплине, — с Каллимахом всё было дозволено, лишь бы публичного возмущения и шума не вызвало.
Чуть только мы вернулись из города в замок, как Ольбрахт приказал вызвать меня к себе. Он ходил по комнате, напевая, разбрасывая руками длинные волосы, улыбаясь самому себе, принимая разные позы, потому что вино пана Монтелупе было ещё в голове.
— Яшко! — воскликнул он вдруг. — Или ты мне верный слуга, или навеки враг! Пришёл час, который это покажет.
— Я думал, — сказал я, — что ваша милость давно знаете, кем меня считаете.
Он остановился, хватая меня за плечо.
— Яшка, я схожу с ума! — крикнул он. — Эта девушка…
Я нахмурился.
— Какая? Где? Снова?
— Как будто ты не знал и не догадался, — продолжал он запальчиво, — а эта итальянка у Монтелупе, с пламенными волосами и глазами, как чёрные бриллианты!
Он схватил свои взъерошенные локоны и начал их дёргать.
— Яшка, спасай! — закричал он.
Я сурово на него поглядел, но в то же время как бы прося о милосердии.
— Ваша милость знаете, — сказал я, — что коль речь идёт о юбке, я не помогаю и не препятствую. И теперь иначе не будет.
Лицо Ольбрахта стянулось и пылко сморщилось, он выглядел грозно.
— Это нечто иное, чем бывало, — сказал он, — очаровала меня бестия.
— Это ребёнок, — ответил я, — да и ваша милость ещё…
Он не дал мне докончить.
— Ребёнок или нет, — воскликнул он, — я эту девушку схвачу, украду, не знаю, что сделаю, но она должна быть моей!
Не было возможности говорить об этом полушутя, я начал серьёзно, сперва ставя ему в пример брата Казимира, который даже взгляда на женщин избегал, и был скромный, как девушка, потом хотел его гневом отца устрашить, если бы допустил какое безумие, наконец напрямую я ему объявил, что не только помогать не думаю, но буду мешать.