— Штакетник только не разломайте.
Кусков ловко развернул пару высоких мослаковатых, видимо выбракованных в артиллерии, коней, подогнал бочку к деревянному нужнику, открыл крышку выгребной ямы. Споро орудуя тяжелым черпаком, насаженным на длинный деревянный держак, ассенизатор довольно быстро наполнил бочку. К тому времени хозяин вернулся из дому, расписался в наряде.
Кусков и Ваня взобрались на козлы, выехали за ворота.
Нина Калганова и Колька Коробкин стояли у порога, весело смеялись. Увидев бочку, Нина зажала нос, презрительно произнесла:
— Фу, гадость какая!
В руках Коробкина мелькнул белый платок, и в морозном воздухе на какое-то мгновение повис знакомый Ване запах духов. Коробкин и Нина брезгливо поглядели на бочкарей.
Застоявшиеся на морозе кони рванули с места, помчались рысью и вскоре вынесли бочку на пустынное Змиевское шоссе. Ваня, поеживаясь от пронизывающего ветра, мучительно думал: узнали его друзья или нет? Если узнали, засмеют до слез.
Обогнав несколько колонн бочек, проехали засыпанный снегом Городской двор, миновали притаившийся в сугробах утилизационный завод. Ваня спросил:
— Дядя Кусков, почему вы себе выбрали такую плохую специальность?
— Это, брат, не я выбирал, нужда выбирала. — Кусков умело скрутил на ветру цигарку, закурил. — Землей наша семья никогда не владала, ремесла у меня тоже никакого, вот и пришлось идти к управляющему Змиева. Благо у него половина нашего села Тишки внаймах. Ну, конечно, замолвили за меня словечко, спасибо дружкам. Многие этак лет пятнадцать повозят жидкое золото, глядишь, и наскребут карбованцев на хатенку, а кто половчее — накопит и на земельку.
Притомившиеся на взволоке кони шагом дошли до свалки. Кусков подъехал к яме, открыл чугунную дверку, вылил содержимое бочки на землю. Кони, отвернув в сторону головы, стали дышать тише, все порывались уйти от зловонной ямы.
На обратном пути, проезжая мимо Городского двора, Ваня, поблагодарив Кускова, соскочил с козел.
Дома в котле, вмурованном в плиту, всегда была наготове горячая вода. Ваня тщательно вымылся и завалился спать.
Утром за завтраком ветеринар спросил сына:
— Чем это от тебя несет? Сходил бы в баню.
Весь воскресный день Ваня трудился над очерком. Подробно описал жизнь Кускова, его жену и детей, Городской двор и даже свой дом, окруженный густой зарослью шиповника, сирени, жасмина. Он писал о труде ассенизаторов, изнурительном и тяжелом, о труде, к которому люди относятся брезгливо, но без которого они не могут обойтись, и о том, что в этом труде отпадет необходимость, как только люди возьмутся за благоустройство жизни. Уже теперь быт ассенизаторов начинает улучшаться: все они вступили в профсоюз коммунальных работников, дружно выходят на субботники, и вот на территории двора уже разбили молодой парк, расчистили и посыпали речным песком дорожки, построили новую баню.
Спустя несколько дней в газете «Чарусский пролетарий» очерк был напечатан под названием «Городской двор».
Марьяжный пришел к Аксеновым, обнял Ваню.
— Молодец, уважил народ, — сказал он, очень довольный. — Весь наш коллектив благодарит тебя за внимание. Я как-нибудь расскажу тебе про свою жизнь. Может быть, мой рассказ сгодится тебе для писаний. Я ведь цыган — сын гонимого и презираемого до революции племени. Моего батька на моих глазах кулаки живьем закопали в землю, обвинили его в краже коня.
На другой день, вернувшись из депо, Ваня увидел на столе письмо, на конверте аккуратным почерком был выведен адрес:
ebooksa