— Пиши! — одобрил Иван Данилович. — Если сосчитать, ассенизаторов на земле окажется не меньше, чем, скажем, портных. Между прочим, Григорий Николаевич говорил, что губисполком принял решение провести в городе канализацию. Так что эта грязная и унизительная профессия обречена на постепенное вымирание. Твой очерк очень нужен.
На другой день после работы Ваня пошел к Кускову. Ассенизатор, работавший ночами, уже проснулся, успел пообедать и сейчас сидел в своем низеньком, полутемном подвале возле окошка, обучал дочку Феньку грамоте по букварю. Жена Кускова кормила грудью маленького, появившегося на свет в день смерти Ваниной матери.
— Дядя Кусков, я к вам с просьбой.
— Опять какой-нибудь мяч чинить?.. Нет у меня дратвы.
— Не то, совсем не то… Возьмите меня сегодня с собой на бочку.
— Что это тебе взбрело в голову? — спросил ассенизатор и даже привстал от удивления. — Ведь ты, баба моя баяла, в трамвайном депо на слесаря обучаешься.
— Возьмите, что вам стоит?
— Взять-то я возьму, да ведь измажешься, провоняешь насквозь, за неделю не отмоешься. Мы-то народ привышный, а ты…
— Так, значит, берете! — обрадовался Ваня.
Поздно вечером, не сказав сестре, куда отправляется, Ваня вышел во двор, отыскал среди суетящихся у бочек людей Кускова и примостился рядом с ним на высокие поскрипывающие козлы.
Обоз, как всегда, быстро выехал за ворота, помчался по Змиевскому шоссе в город. На развилке Державинской улицы с десяток бочек отделились от обоза; свернул на Державинскую и Кусков. Вскоре выбрались на Петинку, в одном из переулков которой жил Колька Коробкин. Ваня сутулился на козлах ни жив ни мертв: боялся, что кто-нибудь из приятелей узнает его.
Невдалеке от клуба металлистов, возле освещенной лавчонки, лошади привычно остановились и, звеня удилами, замотали головой. Кусков проворно слез на мостовую, зашел в лавчонку, купил две французские булки и полбутылки водки, ударом ладони вышиб залитую сургучом пробку, половину содержимого опрокинул себе в горло, остаток вылил на белую хлебную мякоть и всунул булки лошадям в раскрытые рты. Кони сжевали гостинец и побежали веселей.
Проехали по гулкому Балашовскому мосту, под которым на путях чадил паровоз, и свернули в глухой Кирилло-Мефодиевский переулок. Кусков вытащил из-за пазухи наряд, посмотрел на него при свете месяца, попросил:
— А ну-ка, Ваня, прыгай на землю, погляди, где здесь дом под номером десять.
Ваня вздрогнул: в доме номер десять квартировала семья Калгановых. «Не дай бог, встретить сейчас Нину», — подумал он, с трудом преодолевая желание сбежать.
— Вон тот каменный, на углу, — бормотнул Ваня, не слезая с козел.
Кусков подогнал коней к указанному дому, громко постучал кнутовищем в деревянные ворота. С высоты козел Ваня через освещенное окно увидел знакомый кабинет Андрея Борисовича и Нину, играющую на рояле. Возле нее, пощипывая усики, стоял румяный Колька Коробкин. Нежные звуки музыки едва доносились на улицу. Нина, приподнявшись, изо всей силы ударила по клавишам, так что рояль сдвинулся с места, и в изнеможении поникла на круглом стуле. Заключительный аккорд вырвался на улицу и погас, словно пламя, задутое ветром.
Хозяин дома растворил ворота, извиняющимся тоном сказал:
— Тесно у меня, коням развернуться негде.
— А я и на пятачке развернусь, — с профессиональной уверенностью заявил Кусков.
ebooksa