— Не томи душу, скажи прямо — мой или не мой? — и скосил круглые глаза на ребенка, в одной сорочке важно расхаживающего среди грядок.
Счастливо улыбнувшись, невестка с такой же прямотой, задорно глядя снизу вверх на свекра, ответила:
— Ваш, тато… И нечего вам зря сумлеваться.
— Я и не сумлеваюсь… Вижу, моя кровь во всем сказывается, беспокойный, по ночам заходится криком, никому спать не дает, — обрадованно заговорил старик. И заметил, что голос и взгляд невестки потеплели.
Он взял мальчишку на руки и, целуя его в тонкую шею, щекоча бородой тельце, унес в хату, дал ему кусок сахару.
Мальчик увидел муху, произнес:
— Пцела. — Затем сказал: — Га, га, — и заливисто засмеялся.
Не сговариваясь с нею, Назар Гаврилович в полночь прокрался к невестке, спавшей с малолетним сыном, на сеновале. И после годичного перерыва старое, запретное закрутилось снова.
Как и прежде, жена узнала о возобновлении мужниной связи. Не утерпела и обо всем доложила Ильку.
Улучив момент, когда в хате они с Назаром Гавриловичем остались одни, Илько, весь потемнев от гнева и не подымая глаз, сказал:
— Пора бы вам, тато, перестать волочиться за моей Христей. Ведь вы стар и насыщен жизнью. Хватит вам одного байстрюка, не поймешь, кто он вам — сын или внук?
«Вот оно, опять начинается», — тоскливо подумал Назар Гаврилович, припоминая уже ставшие забываться частые попреки и ссоры в семье. Он взял конец бороды в рот, пожевал ее.
— А я и не волочусь, брехня все это, наговор. Ты бы поменьше мачеху слухал. Она нашепчет тебе такого, что и до смерти не разберешься.
— Так вот, батько, если застукаю вас с Христей, вилами-тройчаткой пырну. Обоих пропорю наскрозь, — пригрозил Илько. — Не забывайте, я у Махна служил, мне убить человека ничего не стоит.
Назар Гаврилович вскипел, загорелое до черноты лицо его налилось кровью.
— Богоданного родителя вилами проткнешь? Да ты что, сдурел, сукин сын? Да как ты осмеливаешься балакать со мной на таком взводе? Не будь меня на свете, и тебя не было бы, дурака.
— Мое дело упредить, а там на себя пеняйте, — бормотнул Илько и, болезненно сутулясь, поковылял из хаты. По дороге попалась ему кошка, он отшвырнул ее сапогом в угол; взлетев в воздух и даже не успев мяукнуть, кошка шлепнулась в лохань с помоями.
— Дурак скаженный! — крикнул Назар Гаврилович сыну вслед. А сам обрадовался неприятному разговору, в первый раз почувствовав в сыне признаки своего характера, который, он знал это, еще пригодится Ильку.
Дня три в доме все было спокойно и тихо. Назар Гаврилович присмирел, спать уходил в прохладные сенцы. На четвертый день, в субботу, поужинав, Илько взялся за картуз, кинул с порога:
— Сгоняю верхи к Семипудам, там сегодня собираются хлопцы, в карты гулять.