Широко расставив длинные ноги, высоко подняв голову и потрясая кулаками, Маяковский начал читать. Читал он проникновенно, без выкриков, без ложной декламации; казалось, каждое слово парит в воздухе.
Во втором ряду поднялась высокая тоненькая женщина и, наступая на ноги соседям, извиняясь перед ними, торопливо пошла к выходу. Маяковский заметил ее, прекратил чтение, громовым голосом пробасил:
— Эй вы, гражданка, из ряда вон выходящая…
Женщина робко остановилась и тихо ответила в наступившей тишине:
— Простите меня, Владимир Владимирович, вы слишком много времени заставили себя ждать, а у меня дома ребенок… Его надо кормить… Я должна уйти.
Маяковский насупил брови, молча подождал, пока женщина скрылась за дверью, занавешенной портьерой, и без прежнего энтузиазма дочитал стихотворение до конца.
Ваня сидел сам не свой, — Маяковский предлагал местным поэтам читать вместе с ним свои стихи. Значит, и ему, Аксенову, предоставлялась возможность выступить перед многочисленной аудиторией, а самое главное — Маяковский мог оценить или отвергнуть его талант. Ведь у него дома в столе лежала готовая поэма «Бунт поэтов». Юноша прикинул — если бегом, то он сможет добраться домой за пятьдесят минут. Пятьдесят минут туда, пятьдесят назад — час сорок минут. Он успеет вернуться в цирк с рукописью, и еще останется время выступить перед народом.
Ваня поспешно спустился в раздевалку, оделся, вышел из цирка и побежал.
Весь день лил дождь, на слабо освещенных улицах Чарусы повсюду расползлись лужи, ветер бросал в лицо пригоршни дождя, а он все бежал и бежал. Вначале задыхался, но затем дыхание восстановилось.
Ваня влетел в дом, кинулся к своему столу.
— Что с тобой? — пораженная видом брата, спросила Шурочка. — Посмотри на себя, на кого ты похож!
— Ура! Маяковский согласился слушать мои стихи. Понимаешь ли ты, что это значит? — Ваня знал, что Шурочка не принадлежит к поклонницам Маяковского, что она относится к нему недоверчиво и раздраженно. Не понимает, что такие поэты, как Маяковский, служат для советского общества мерилом его культуры.
— Маяковский? — удивилась Шурочка. — Все у него непонятно, пишет странными, вычурными словами, так что и читать его не хочется. Не люблю я твоего Маяковского, ведь это он призывал сбросить Пушкина, Достоевского и Толстого с парохода современности.
Несколько охлажденный словами сестры, Ваня сунул тетрадь с поэмой за пазуху и помчался обратно в цирк, не замечая ни грязи, ни дождя, ни усилившегося ветра.
Он вернулся на галерку, когда Радугин доканчивал чтение своего стихотворения. Маяковский сидел за столом и автоматической ручкой правил строфы стоявшего рядом с ним Кальянова. Ваня спросил сидевшую рядом студентку:
— Что он тут читал без меня?
— «Последнюю страничку гражданской войны», «О дряни», «Люблю», «Сволочи», «Моя речь на Генуэзской конференции», «Балладу о доблестном Эмиле», «Бюрократиаду», «Прозаседавшиеся». Все это он написал в последние два года.
Тихим, задумчивым голосом Радугин окончил читать и, прикрыв ладонью больное сердце, вежливо поклонился публике. Раздались аплодисменты.
Затем выступил незнакомый Ване курносый вихрастый парнишка. Он прочитал на странном языке, являвшем смесь русских и украинских слов:
Маяковский заразительно расхохотался, потом спросил: кто еще из поэтов хочет читать?
ebooksa