Гоголь. Мертвая душа

– Я человек действия, мой друг, – сказал он. – Предпочитаю действовать, да еще о событиях вчерашних... Поехали-ка лучше к Верховскому и поспрашиваем его с глазу на глаз. Он сам нас пригласил, помнишь? Пусть только попробует отказаться принять нас. Я вызову его к барьеру!

– Думаю, до этого не дойдет, Алексей, – сказал Гоголь, пока они собирались. – Разумеется, господин Верховский нас примет. Но что делать, если он станет отрицать свою причастность к преступлениям?

– Возьмем в охапку и повезем в участок! – заявил Багрицкий, не задумываясь.

– Бесполезно, Алексей. Городничий ничего не хочет слышать про мертвые души, как и все прочие должностные лица. Сам знаешь.

– За предприятие отвечаешь ты, Николай. Меня приставили для защиты и сопровождения. Я выполню любой твой приказ. У тебя есть какие-то соображения?

– Есть, – ответил Гоголь. – Ты приставишь к его виску пистолет, и он напишет собственноручное признание в своих злодеяниях. Бумагу мы увезем в Петербург, где Жуковский или Крылов дадут ей ход. Но...

– Давай без этих «но»! – потребовал Багрицкий нервно. – Не люблю я их. Вечно после них идут всякие сложности.

– Но я не уверен, что Верховский испугается пистолета, – закончил мысль Гоголь. – Он не похож на человека, которого можно принудить силой.

– А вот это предоставь мне. Я знаю, как действует на людей дуло заряженного пистолета. Вот где настоящая магия, брат! Никакого Калиостро не нужно!

Его настроение было заразительным. Приободрившийся Гоголь подумал, что военные люди лучше разбираются в вещах подобного рода, а потому нужно положиться на опыт спутника, и будь что будет.

Осип оказался почти трезвым и с готовностью полез на козлы, потому что и ему, и лошадям надоело торчать на одном месте, проводя дни в скуке и безделье.

– Куда едем, господа? – весело спросил он, поигрывая кнутом.

Ему сказали. Он подумал-подумал и заявил, что не повезет пассажиров в имение Верховского.

– Что ты болтаешь? – рассердился Багрицкий. – Как не повезешь?

– Брюхо подвело, – заявил Осип, пряча глаза под чубом. – Мне ехать никак нельзя. Уж не обессудьте, барин.

Ни угрозы, ни посулы на него не действовали. Он упорно стоял на своем, отказываясь ехать в Верховку. Багрицкий, выведенный из себя, сжал кулаки. Гоголь успокаивающе тронул его за плечо и решил действовать хитростью:

– Живот, говоришь, болит?

– Болит, – подтвердил Осип с вызовом.

– А если я тебе двугривенный дам?

Доторговавшись до пяти рублей, Гоголь сдался.