Обсуждение вопросов церковного управления за границей продолжилось на Архиерейском Соборе 1924 г.{336} Главными из них были:
1) о присвоении Карловацкому Синоду функций временной Высшей Церковной Власти;
2) о временной административной независимости от Пат риарха;
3) об изменениях в церковном управлении за границей. По первым двум пунктам Собор постановил: подчинение Патриарху сохранить, временную независимость не провозглашать. Однако решения эти принимались непросто. Еще в ноябре 1923 г. появился вторичный указ Патриарха Тихона и Высшего Церковного Управления об упразднении Карловацкого Синода{337}. Подобный документ, но датированный 26 марта (8 апреля) 1924 г., в большинстве публикаций именуется как «постановление Патриарха и Патриаршего Священного Синода по вопросу о деятельности зарубежного ВЦУ»{338}. Характеризуя документ, современные исследователи отмечают, что, по сути, это был не указ (и, следовательно, не постановление) об упразднении заграничного ВЦУ, а всего лишь «запрос», вызванный попыткой Патриарха уйти от навязываемых ему советской властью прещений в адрес Зарубежного Синода{339}.
Изменения в церковном управлении за границей касались и вопроса об образовании автономных округов, в том числе на Дальнем Востоке. К обсуждению предложений Харбинского Епархиального совета Зарубежный Синод больше не возвращался. По мнению большинства иерархов, создание еще одного автономного округа могло окончательно разрушить «внутреннее единение» и основанное на началах этого единения «внешнее единство» Русской Православной Церкви Заграницей. Повод к таким опасениям был: образование Западноевропейского автономного округа уже привело к «фактическому двоевластию» между митрополитом Евлогием и главой Карловацкого Синода митрополитом Антонием{340}. По этой причине на Архиерейском Соборе 1924 г. большинством голосов (восемь против четырех и два воздержавшихся, в том числе митрополит Антоний) установленная Собором 1923 г. автономия была упразднена. Митрополит Евлогий выступил с протестом и покинул Собор. Несмотря на то что Собор пошел на уступку, постановив передать дело на окончательное решение Патриарха, конфликт, возникший между митрополитом Евлогием и Синодом, разрешен не был{341}.
Другим наиболее важным деянием Архиерейского Собора 1924 г. было определение о неисполнении тех распоряжений Патриарха, касающихся Заграничной Церкви, которые будут признаны исходящими под давлением властей. Определение было утверждено на соборном заседании 18 октября 1924 г.{342} В связи с этим документом особый интерес представляют приложения письменных отзывов архиереев, согласных с мнением Синода. Большинство из них (пять из шести) принадлежали архипастырям, проживавшим в Китае{343}. Исключение составили двое – архиепископ Харбинский Мефодий и епископ Камчатский Нестор, которые не прислали свои подписи и, следовательно, не поддержали определение Синода.
Объяснить неучастие архиепископа Мефодия в обсуждении данного вопроса пока не представляется возможным. Что касается епископа Нестора, сохранившиеся документы говорят о том, что во время Архиерейского Собора в Сремских Карловцах он находился в Японии и задержался там по причине болезни{344}.
Таким образом, при обсуждении вопросов церковного управления за границей в 1923–1924 гг. мнение дальневосточных епископов в основном не расходилось с мнением большинства зарубежных иерархов, чего нельзя сказать о представителях клира и мирян Дальнего Востока. Особое мнение Харбинского Епархиального совета о создании Дальневосточного митрополичьего округа Зарубежный Синод на соборное обсуждение не вынес и никакого решения по нему не принял, в чем, по-видимому, сказалось стремление Карловацкого Синода отстраниться от давления мирян в таком важном вопросе, как формирование Всезарубежного церковного управления. Можно также предположить, что мнение Харбинского Епархиального совета было учтено Синодом при ознакомлении с материалами расследования епископа Мелетия по делу о конфликте совета с правящим архиереем и повлияло на решение Синода о его роспуске.
4. Вопрос о правовом статусе Русской Православной Церкви в Маньчжурии (1924–1925)
Политические события 1924–1925 гг., связанные с усилением советского влияния в Китае{345}, привели к ухудшению положения православной русской эмиграции, в большинстве своем состоявшей из белоэмигрантов. Все более открытый характер принимала деятельность советской стороны, направленная на нейтрализацию и разложение белой эмиграции как политической силы. Осуществлялась эта деятельность как советскими полномочными представительствами (позднее – консульствами), так и руководством различных советских торговых организаций, возглавлявшихся агентами ГПУ.
В эти годы белая эмиграция не оставляла надежд на спасение родины, однако, несмотря на патриотический настрой бывших граждан старой России, не стремилась к участию в активной политической деятельности каких-либо партий и организаций. Существовавшие в Харбине многочисленные разноименные монархические группы серьезного влияния на политическую жизнь эмиграции не оказывали{346}.
Патриотические настроения белоэмигрантского общества распространялись и на церковные круги, что должно было повлечь за собой и преследования представителей Церкви. Первый инцидент произошел с епископом Камчатским Нестором. 25 января 1924 г. в зале Харбинского железнодорожного собрания редакцией журнала «Святая Русь»{347} был устроен благотворительный вечер в пользу чаньчунских беженцев. Собралось около полутора тысяч человек, зал был переполнен. В программе вечера были исполнены увертюра «1918 год», живая картина «Святая Русь» на фоне изображения Московского Кремля, торжественное пение «Славься, славься, наш русский Царь» в исполнении соединенного хора харбинских церквей (150 человек) под управлением регента Иверской церкви В. С. Лукши и оркестра с колокольным звоном. После выступления хора все собравшиеся поднялись с мест и в едином порыве запели русский гимн «Боже, Царя храни», пение гимна повторилось 12 раз. Значительный благотворительный сбор с вечера (913 иен 63 сена) был передан редактором журнала Н. А. Остроумовым{348} епископу Нестору для дальнейшей помощи беженцам{349}.
В августе 1924 г. по настоянию советского особоуполномоченного М. Я. Ракитина (Брауна) в квартире Камчатского епископа был произведен обыск. Архиерей подозревался «в сношениях с заграничными и внутрироссийскими антибольшевистскими организациями монархического характера»{350}. По слухам, обыск произвел мелкий китайский полицейский чин за взятку от представителя СССР. У епископа были изъяты комплекты газеты «Русский голос» и журнала «Святая Русь». Инцидент с обыском у епископа Нестора взволновал эмигрантское общество, которое увидело в нем начало гонений, ожидавших всех несогласных с коммунистическим режимом после окончательного признания СССР Китаем.
Благоприятные условия для усиления советского влияния в Китае создавала и внутренняя междоусобица. Осенью 1924 г. в результате измены маршала Фэн Юйсяна, перешедшего на сторону Чжан Цзолиня, У Пэйфу потерпел поражение. Верховная власть в Пекине перешла в руки победителей. Участвовавшие в государственном перевороте войска были преобразованы в Национальные армии («Народные армии»), в которых оказалось немало сторонников партии Гоминьдан{351}.
На этом фоне в стране усиливался общенациональный патриотический подъем{352}. Для советского руководства было очевидным, что решающим фактором национальной революции в Китае должна стать военная сила, поэтому основное внимание уделялось пропаганде в войсках. В советских директивах по китайским вопросам «главой реакционеров» и «главным оружием в руках империалистов» был назван маршал Чжан Цзолинь, против которого предлагалось вести «бешеную агитацию», а его армию «разлагать и революционизировать всемерно».
Недовольство Москвы Чжан Цзолинем не могло не вызвать конфликтных ситуаций в Маньчжурии, прежде всего на КВЖД, где продолжалась борьба между советской и китайской стороной за влияние на дороге. Пытаясь удержаться у власти, Чжан Цзолинь искал свои пути урегулирования отношений.
20 сентября 1924 г. в Мукдене советский консул Н. К. Кузнецов и представители Автономного правительства Трех Восточных Провинций заключили дополнительное соглашение о КВЖД, которая поступала в совместное управление Китая и СССР на паритетных началах. На дороге теперь могли работать только граждане СССР и Китая в равном представительстве. Хотя этот принцип не предусматривал увольнения служащих русской национальности, все они оказались перед выбором – либо принять советское или китайское гражданство, либо оставить работу на КВЖД{353}.
Под советский контроль перешла также часть учебных заведений, началась всесторонняя коммунистическая пропаганда. Одновременно в просоветских газетах, таких как «Трибуна»{354} и «Новости жизни»{355}, велась агитационная кампания против управляющего КВЖД Б. В. Остроумова, организованная при непосредственном участии советского дипломатического ведомства.
Политические события не могли не отразиться на церковной жизни Маньчжурии. После перехода КВЖД в совместное управление СССР и Китая православное население полосы отчуждения полностью лишилось правовой защиты, которую прежде несло на себе Правление КВЖД. Новый советский управляющий КВЖД А. Н. Иванов единоличной властью отменил дальнейший отпуск ассигнований, выделяемых дорогой «на поддержание религиозного культа»{356}. Приказом от 30 октября 1924 г. им был упразднен Церковный отдел КВЖД, а в декабре прекратился отпуск средств на содержание церквей и выплату пособий духовенству полосы отчуждения. С 1 января 1925 г. были отменены кредиты на преподавание в школах Закона Божия как необязательного предмета, законоучителям также перестали выплачивать зарплату. Духовенство, лишенное жалованья и квартир, могло теперь существовать только за счет небольшого содержания от приходов, но и такое положение спасало не всех, многие священнослужители фактически оказались без куска хлеба{357}.
С 1 ноября 1924 г. лишился материальной поддержки КВЖД Иверский храм, и Приходское собрание постановило обложить прихожан – всех глав семейств и всех имеющих заработок – ежемесячным налогом. Ухудшение материального положения и внутренние неурядицы привели к расстройству приходской жизни. В марте 1925 г. из Иверской церкви ушел регент В. С. Лукша{358}. Иверский храм вынужден был оставить и епископ Нестор, приглашенный служить в Софийскую церковь.
ebooksa