Церковная жизнь русской эмиграции на Дальнем Востоке в 1920–1931 гг. На материалах Харбинской епархии

22
18
20
22
24
26
28
30

2. Харбинская епархия в 1926–1931 гг.

В 1926 г. обстановка в полосе отчуждения КВЖД характеризовалась обострением советско-китайских отношений из-за нарушения советской стороной договорных прав Китая по соглашению от 31 мая 1924 г. Широкий размах коммунистической агитации и пропаганды вынуждал китайскую сторону принимать посильные меры для противодействия советскому влиянию на дороге, но желаемых результатов они не давали{403}.

В таких условиях белая эмиграция стремилась закрепить свой статус как самостоятельной политической силы. Большую роль в ее организации играл начавшийся в 1925 г. процесс объединения эмигрантов под началом Д. Л. Хорвата – официального представителя Верховного главнокомандующего воинскими формированиями русского зарубежья великого князя Николая Николаевича на Дальнем Востоке{404}.

Г. В. Мелихов приводит данные, согласно которым по опубликованным на 1928 г. сведениям различных эмигрантских организаций в Маньчжурии насчитывалось 88 (фактически более 100), причем политические партии, считает исследователь, были малоактивны и не так заметны, как многочисленные объединения и организации, созданные по профессиональному, земляческому и т. п. принципам. К их числу он относит офицерские, казачьи, земляческие, молодежные, профессиональные союзы, а также религиозные и благотворительные организации, общества взаимопомощи и др.{405}

Устремления белоэмигрантов были направлены на борьбу за освобождение родины от власти большевиков, вожди которых нередко назывались «инородцами», «иноверцами» и «богоборцами». По этим определениям можно видеть, что религиозная сторона была неотъемлемой частью политического противостояния. Пропаганде коммунистических идеалов противостояла вера в Бога и молитвы о возрождении Святой Руси.

Если ко времени своего основания Харбинская епархия насчитывала 28 церквей, то к началу 1926 г. храмов было 43 и один молитвенный дом в Трехречье. К апрелю 1927 г. в епархии насчитывалось уже 45 церквей и два молитвенных дома. Количество штатного и приписного духовенства составляло 125 человек: штатных священников – 53, приписных – 31, штатных диаконов и диаконов, исполняющих должность псаломщиков, – 14, приписных – 6, штатных псаломщиков – 21.

По статистическим данным, приведенным в отчете Епархиального совета, к началу 1927 г. убыло духовенства:

за смертью – нет,

за переходом в католичество – 1,

за отъездом за границу – 2.

Полноправных прихожан в епархии числилось 8543 человека.

Родившихся мужеского пола – 897, женского – 863, итого – 1760.

Бракосочетавшихся – 572.

Умерших мужеского пола – 660, женского – 549, итого – 1209.

Количество брачных разводов – 128{406}.

В Харбине действовали два монастыря – Казанско-Богородицкий мужской и Богородице-Владимирский женский. Оба монастыря были основаны в 1922 г. по благословению архиепископа Харбинского и Маньчжурского Мефодия.

Мужской монастырь сначала обосновался в окрестностях Харбина на Крестовском острове. Его настоятелем стал бывший благочинный Пермских монастырей архимандрит Ювеналий (Килин), эмигрировавший в Харбин в 1920 г. В 1922 г. отец Ювеналий был командирован в Сербию (там он настоятельствовал в одной из мужских обителей Сербской Православной Церкви). В монастыре его временно замещал иеромонах Нифонт. Вернувшись в Харбин в 1924 г., архимандрит Ювеналий приступил к строительству новой обители, которая была перенесена в Новый Модягоу. Там был построен трехпрестольный храм в честь Казанской иконы Божией Матери с приделами великомученика Пантелеимона и Архистратига Божия Михаила. При монастыре действовала типография и больница, впоследствии получившая имя харбинского врача В. А. Казем-Бека{407}.

История женской обители связана с именем игуменьи Руфины (Кокоревой), бывшей настоятельницы Иоанно-Богословского женского монастыря в Чердыни. Впоследствии подробности этой истории передала в своих воспоминаниях ее ближайшая помощница – монахиня (впоследствии игуменья) Ариадна (Мичурина). В 1918 г., с приходом в Чердынь большевиков, игуменья Руфина была арестована, пережила допросы в ЧК, но ее освободили. Вместе с сестрами монастыря (одна из них – монахиня Ариадна, вторая – послушница) она вынуждена была бежать на Дальний Восток. По пути во Владивосток обе сестры заболели тифом и высадились в Чите, где их приютила настоятельница местного женского монастыря игуменья Анастасия. В это же время в читинском монастыре находился архиепископ Оренбугрский и Тургайский Мефодий (Герасимов).

По приезде во Владивосток игуменья Руфина, как беженка, должна была искать себе кров и работу. Ее приняла одна семья на условиях помощи по хозяйству. Работа была тяжелой: приходилось стирать белье и полоскать его в проруби на реке Седанке, что было непосильно для хрупкой, слабой здоровьем 47-летней женщины. Но матушка Руфина все переносила с христианской кротостью и смирением. В марте 1919 г. во Владивосток приехали оправившиеся от болезни сестры, и, как вспоминала впоследствии монахиня Ариадна, «нашли матушку в ужасно тяжелом состоянии». Помочь ей они не могли, поскольку сами были на правах беженцев и начали добывать средства к существованию тем же поденным трудом – стиркой белья.

В 1919 г. епископ Владивостокский Михаил (Богданов), узнав о положении игуменьи Руфины, предложил ей руководить хором в церкви при архиерейском доме на Седанке. В числе постоянных прихожан этого храма были и простые люди, и видные сановники, среди которых оказался Сергей Сергеевич Моисеев, прежде работавший в Министерстве путей сообщения. Однажды он осведомился у сестер, чем занимается матушка помимо церковного пения, и, когда услышал ответ, был ошеломлен. Он сразу предложил игуменье и ее спутницам заняться работами по рукоделию – стежкой одеял и др., представив в качестве первых заказчиц своих жену и дочь, которая была замужем за английским подданным.