В ответном письме архиепископ Сергий известил о выполнении указа № 28 и выразил благодарность митрополиту Сергию за свое принятие в ведение Московской Патриархии{467}.
После указанных событий архиепископ Сергий предполагал посетить Харбин в феврале 1928 г. Однако поездка была отложена и состоялась только в мае. Документы говорят о том, что его приезд состоялся по приглашению епископа Камчатского Нестора, с которым у него сохранялись дружеские, доверительные отношения. 21 апреля на имя Камчатского епископа была получена телеграмма из Токио, в которой глава Японской Миссии сообщал о своем намерении прибыть в Харбин 2 мая. В день отъезда он неожиданно получил телеграмму за подписью врачей, лечивших епископа Нестора в больнице: «Просим отложить свой приезд на три недели. Епископ Нестор заболел и умоляет Вас не отменять окончательно приезда в Харбин»{468}. Судя по тексту телеграммы, епископ Нестор считал встречу с архиепископом Сергием крайне важной, и поэтому на этот раз она не была отложена.
Встречать архиерея на харбинском вокзале прибыли епископ Мелетий, представители от Епархиального совета, духовенства и церковной общественности города. Прямо с вокзала в сопровождении настоятеля Иверской церкви протоиерея Николая Вознесенского и старосты Г. Д. Антипаса архиепископ поехал в больницу к епископу Нестору. Больной встретил гостя со слезами радости на глазах, завязалась беседа. В этот день епископ Нестор, находившийся в крайне тяжелом состоянии, подарил другу панагию, и можно думать, что тогда ему казалось, что это их последняя встреча.
Остановился гость в доме при Иверской церкви в квартире епископа Нестора, где утром 3 мая его посетил епископ Мелетий. В тот же день архиепископ Сергий был с визитом у архиепископа Мефодия, после чего вновь навестил епископа Нестора и затем вернулся в Иверскую церковь для совершения молебна о здравии больного. Затем он дал интервью корреспондентам газет, ответив на вопросы о цели своей поездки. По его словам, в Харбине он предполагал заказать иконостас для разрушенного землетрясением токийского собора, поскольку такая работа в Японии оказалась трудновыполнимой: нет достаточно искусных мастеров, и стоит все намного дороже. Кроме того, огнем были повреждены священные сосуды и утварь, и нужно было вернуть им утраченную форму. Архиепископ Сергий сообщил, что на дальнейшие работы по восстановлению собора потребуется не меньше года. «Помимо этого, – добавил он, – я хотел увидеться с владыкой Нестором, с которым меня связывает искренняя дружба»{469}.
Никаких упоминаний о желании гостя из Японии обсудить с харбинскими архиереями вопрос об отношении к Московской церковной власти в сообщениях газет не содержится. Однако 4 и 8 мая архиепископ Сергий присутствовал на заседаниях Харбинского Епархиального собрания и участвовал в обсуждении вопросов, касающихся церковного управления. Судя по тексту принятого на собрании итогового документа, заявления о своем подчинении Москве он не делал.
Последнее богослужение в Харбине архиепископ Сергий совершал 13 мая в женском монастыре. Утром 14 мая он нанес визит главноначальствующему Чжан Хуансяну и отбыл в Японию. Вскоре архиепископ получил указ Московского Патриаршего Синода от 30 апреля 1928 г. № 1058 о награждении его правом ношения бриллиантового креста на клобуке.
Летом 1928 г. дальневосточные архипастыри вновь оказались перед выбором, связанным с необходимостью выявить свою позицию по отношению к Московской церковной власти.
8 июня 1928 г. на имя митрополита Евлогия (Георгиевского) последовал очередной указ Заместителя Местоблюстителя № 1246, который извещал о заслушании Заместителем и временным при нем Синодом докладов управляющего Западноевропейскими приходами: первый (№ 1824 от 12 сентября 1927 г.) – о возникших между митрополитом Евлогием и Зарубежным Синодом разногласиях; второй (№ 2228 от 29 октября 1927 г.) – о запрещении Архиерейским Собором РПЦЗ митрополита Евлогия и верного ему духовенства в священнослужении, с приложением копии послания Константинопольского Патриарха о недействительности запрещения и других документов; третий (от 19 апреля 1928 г.) – список единомысленного с ним заграничного духовенства.
В указе сообщалось, что, согласно определению от 9 мая 1928 г. № 104, подведомственные митрополиту Евлогию архиереи – архиепископ бывший Белостокский Владимир (Тихоницкий), епископы бывший Бельский Сергий (Королев) и бывший Севастопольский Вениамин (Федченков) и прочие священнослужители, давшие подписку о лояльности, – считаются состоящими по-прежнему в административно-каноническом ведении Московской Патриархии. Митрополит Евлогий оставался во главе управления русскими церквами в Западной Европе на прежних основаниях, впредь до рассмотрения представленного им проекта Положения об управлении помянутыми церквами.
На основании постановления Святейшего Патриарха Тихона № 348 от 5 мая 1922 г. Архиерейский Собор и Синод в Карловцах объявлялись упраздненными и не имеющими канонических полномочий на управление делами Русской Православной Церкви за границей, вместе с чем упразднялась и вся система Карловацкого церковного управления. Распоряжения Карловацкого Собора и Синода по управлению заграничными церквами, учреждению новых епархий, увольнению или перемещению архиереев подлежали отмене как неканонические.
Тем же указом митрополиту Евлогию предписывалось обратиться к архипастырям карловацкой группы с братским увещанием, чтобы они подчинились законному священноначалию Русской Православной Церкви (т. е. митрополиту Сергию) и не позднее 14 сентября либо представили митрополиту Евлогию общее постановление о прекращении деятельности Зарубежного Синода и Собора, передав все полномочия по церковному управлению митрополиту Евлогию, либо, если это окажется неосуществимым, заявили бы о своем личном выходе из подчинения Зарубежному Синоду и Собору ввиду их упразднения и признали каноническую власть митрополита Евлогия как управляющего русскими церквами в Западной Европе. Неполучение митрополитом Евлогием ответа в указанный срок признавалось как отказ подчиниться законной церковной власти.
О духовенстве карловацкой ориентации было принято решение:
а) тех, кто примет предложение о подчинении митрополиту Сергию и даст подписку о лояльности советской власти, признать остающимися в каноническом ведении Московской Патриархии;
б) тех, кто подчинится постановлению об упразднении Карловацкого Собора и Синода, но не даст подписки о лояльности, признать исключенными из ведения Патриархии и поручить митрополиту Евлогию освободить их от должностей;
в) тех, кто откажется подчиниться вышеуказанному постановлению или оставит его без ответа до указанного срока, независимо от того, дана или не дана подписка о лояльности, предать соборному суду «как ослушников законного священноначалия и учителей раскола с запрещением, смотря по вине и упорству, в священнослужении впредь до суда или до раскаяния»{470}.
В ответ на указ митрополит Евлогий выступил с обращением к русским епископам за границей, в котором сделал пояснение к этому документу. Он сообщал, что выданное им обязательство (№ 1823 от 12 сентября 1927 г.) имело формулировку с обещанием твердо стоять на позиции невмешательства Церкви в политическую жизнь и не допускать, чтобы церковный амвон обращался в политическую трибуну. Это положение, по словам митрополита Евлогия, было им развито в письме митрополиту Сергию от 29 октября 1927 г.
Подведомственное митрополиту Евлогию духовенство ответило следующим заявлением: «Ознакомившись с указами временного Патриаршего Синода за №№ 95 и 97 и с письмом Заместителя Местоблюстителя Патриаршего Престола Высокопреосвященнейшего митрополита Сергия, а также с ответом на них Высокопреосвященнейшего митрополита Евлогия, я присоединяюсь к этому ответу»{471}.
Всем архиереям, подчинявшимся Карловацкому Синоду, также предлагалось дать ответ на обращение митрополита Евлогия до указанной митрополитом Сергием даты – 14 сентября 1928 г. Во всех зарубежных газетах было опубликовано послание митрополита Евлогия от 25 июня 1928 г., в котором разъяснялось значение указа митрополита Сергия от 8 июня 1928 г. и опровергались слухи о том, что митрополит Евлогий и подведомственное ему духовенство дали подписку о лояльности советской власти.
В послании митрополит Евлогий отмечал, что с карловчанами его разделяет отношение к митрополиту Сергию, обвиняемому ими в излишней уступчивости советской власти. Не обходя вниманием и то обстоятельство, что внутри России уже началась волна отхода некоторых иерархов от Заместителя, митрополит Евлогий объяснял эту уступчивость необходимостью установить такие отношения с советской властью, которые обеспечили бы Церкви «хотя бы минимальную свободу и возможность внутренней ее организации». По утверждению митрополита Евлогия, большинство российской иерархии и верующего народа оставались верными митрополиту Сергию как своему духовному вождю, а сам митрополит Сергий и возглавляемый им Синод представляли собой на тот момент «единственный законный орган высшего церковного управления в Русской Церкви, получивший свои полномочия от законного Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Петра, который передал ему эту власть в послании своем от 1 января 1927 года»{472}.
На этот пункт разъяснений митрополита Евлогия следует указать особо, поскольку упомянутое им послание, опубликованное за границей осенью 1927 г.{473}, касалось не передачи полномочий Местоблюстителя митрополиту Сергию, а лишь подтверждало наложенное последним запрещение в священнослужении раскольников-григориан, и митрополит Евлогий знал настоящее содержание документа.
ebooksa