— Вы все время говорите «передал», а не «дал», как другие. Почему?
— Эти деньги мне частями приносили начальники облупраблений, я их складывал в сейф, такая у меня была функция, а перед соответствующей датой передавал.
— Функция… — покачал головой судья — Вам что, эти самые начальники говорили, для кого приносят деньги?
— Считалось, что на нужды министерства — гости, сувениры, приемы… до указа ведь было Сколько существует министерство, всегда было так, и я не смог бы поломать это правило, даже если бы хотел.
— А почему вы не хотели?
Назар откашлялся, но отвечать не стал, а судья посмотрел в свой листок и не стал настаивать, спросив вместо этого:
— Какой ущерб от приписок установлен по вашему управлению?
— Больше сорока миллионов.
— Вы боролись с приписками?
— У нас такого слова даже не было. Корректировка, маневр — вот как это называлось. Мы знали — корректировка делается в интересах республики, чтобы на будущий год, не дай бог, не срезали фонды и чтобы в отчетном году хозяйства концы с концами свели, выдали людям зарплату. Разве можно бороться с интересами республики? Даже он, — Назар кивнул на первое лицо, — этого не смог бы.
И судья покосился туда же задумчиво поверх очков и кивнул, как будто признавая ограниченность возможностей первого лица. Но спросил о другом:
— Сколько вы заплатили подсудимому за свое назначение на должность?
Назар побурел:
— Он сам перевел меня из области в аппарат. Зато потом мне это стоило…
— Свободы, еще бы, — перебил судья. — Прокурор, есть вопросы?
— Непременно! — растянул улыбочку толстячок-добрячок. — Свидетель, вы перечислили только что суммы, которые дали… хм, передали подсудимому. Ну а себе-то сколько оставили?
Назару столько раз уже задавали этот вопрос и столько раз не верили, что он не поморщился даже, отвечая:
— Ничего не оставлял
— Ну? А какие же ценности у вас изъяты? Прокурор насмотрелся на этом процессе казанских
сирот, у которых при обыске выгребали тысячи — да не рублей, понимаете, тысячи, а золотых монет и побрякушек, понимаете, у которых ковры хранились скатанные штабелями, как бревна на лесоскладе, а японские магнитофоны пылились десятками, нераспечатанные. Зачем все это нормальному человеку? Как никогда в последние годы, на этом процессе хотелось ему послать куда подальше всю эту свору, обезумевшую от жадности, да и попроситься на пенсию Дачей заняться, честной и умной смородиной. Но судья посмотрел в свою папочку и сказал:
ebooksa