Миша вдруг зашмыгал носом и заплакал.
— Не выдавайте меня, Людмила Васильевна. Я не хочу в тюрьму.
— При чем тут тюрьма? — успокоила его Людмила Васильевна. — Ты же говорил, что у тебя отец алкоголик, избивает мать, тебя, от этого ты и убежал из дому. Я же поверила твоим словам.
Миша всхлипнул и вытер рукавом слезы.
— Это неправда, — сказал он. — Я все наврал. Мы с ребятами сломали замок на ларьке и ограбили. Я боялся, что меня будут судить.
— Вот видите, — сказал Смирнов.
— А вы всем верите, Людмила Васильевна, — вставил Григорий Романович. — По нему же сразу видно, что за птица.
— И что вы взяли в ларьке? — ровным тоном спросила Людмила Васильевна.
— Ящик лимонаду и десять пачек папирос.
— Зачем же ты так сделал?
— Я вместе с ребятами, это они уговорили. Заступитесь за меня, Людмила Васильевна.
— Как же я заступлюсь, если ты вор?
Мальчик затрясся весь от обиды.
— Я не вор! Никогда ничего не крал. Это я по глупости, никогда больше не буду. Поверьте мне, честное слово!
— Ты понимаешь, что натворил? — спросила Людмила Васильевна. — Ты уже большой, должен отвечать за свои поступки. И об отце так нехорошо говорил.
— По дурости я, — сказал Мишка. — Сделал глупость и убежал от страху. Провались этот лимонад и папиросы. Простите меня, заступитесь.
— А я не поверила, когда мне сказали про твои похождения. Теперь вижу — все правда. Что это у тебя на руке?
Она взяла левую руку мальчика, прочла наколку. На каждом пальце с тыльной стороны темнели большие буквы: М-И-Ш-А.
Милиционер и Григорий Романович с удовлетворением прочли татуированную надпись.
— Давно расписал? — спросила Людмила Васильевна.