Вот что так любил Фемистокл. Аристид сказал им только то, что они хотели услышать, но это было… восхитительно.
– Я говорю это. Вы видите наш ответ. Вы знаете, как мы ответим персам. Мы отказались от персидского золота. Не так уж трудно отказаться и от вашего. Уйми свои страхи, регент Спарты. Хотя мы отдали больше, чем кто-либо другой, нам еще многое предстоит отдать. Мы выступим. Вопрос лишь в том, будете ли вы на нашей стороне или укроетесь за своей стеной.
Говоря это, он повернулся к Павсанию, и толпа за его спиной завыла и зааплодировала. Спартанский регент оглянулся – глаза его были полны гнева. Аристид жестом указал на трибуну, но внезапно вперед выступил царь Македонии. Афинский совет не сразу разобрался, кто стоит у трибуны, но Александр вцепился в нее и оставался до тех пор, пока шум снова не стих.
– Я приехал сюда из мирной страны, – начал македонец. – Из страны с богатыми рынками и городскими стенами. Я пришел к вам как союзник Персии, и моя гордость не пострадала от этого, хотя вы и оскорбляете меня! Я проехал мимо развалин у входа в Афины. Вы, бедные глупцы, у вас нет стен! Вы не сможете защитить этот город, если решите оттолкнуть протянутую вам руку. Я призываю вас подумать еще раз.
Костяшки его пальцев на трибуне побелели, пока мужчины выкрикивали ему свои предложения.
Послушав, он отступил и с отвращением бросил Аристиду:
– Поступайте как хотите.
– Думаю, это и есть суть свободы, – сказал Аристид. – Вот этот выбор.
– Вы выбираете смерть, – сказал македонский царь, печально покачав головой.
– Возможно, – ответил Аристид. – Но мы выбираем. Однажды ты это поймешь.
Он повернулся к Павсанию и Тисамену. Прорицатель внимательно наблюдал за ними и явно пребывал в восторге от всего, что видел и слышал.
– Регент Павсаний, мы будем обсуждать предложения до рассвета, а утром проголосуем на Пниксе в присутствии всего собрания. Конечно, вы можете пригласить свидетелей. Хотя на этот раз, полагаю, результат голосования предрешен. Так вот, для вас в городе приготовлены комнаты. Помещение построено недавно, и там все просто, но, возможно, для спартанцев в этом нет ничего странного.
Он говорил под шум толпы, заполнявший все пространство и похожий на хлопанье голубиных крыльев. Зал совета был самым первым зданием, восстановленным после пожара трудом сотен людей. Здесь пахло опилками, сосной, оливковым маслом и потом.
Зал вдруг взорвался, и Павсаний на мгновение потерял ощущение пространства. Он привык к тишине и дисциплине, а не к воплям безумцев, перекрикивающим друг друга. При этом он ощущал уверенность и влияние Аристида. Это было ясно с того момента, когда тот только открыл рот, чтобы заговорить.
– Вы в самом деле откажетесь от предложенных мной средств? – спросил он наконец.
В сопровождении раскрасневшегося македонского царя Александра Павсаний и Тисамен последовали за Аристидом по коридору. За спиной у них Фемистокл и эпистаты начали приглашать ораторов. Но шум и напряжение уже спадали. Главное событие подходило к концу.
– Уверен, мы это сделаем, – сказал Аристид, когда дверь за ними закрылась. – Думаю, ты понимаешь, что такое гордость. Конечно понимаешь. Спарта у Саламина потеряла восемь кораблей. Мы потеряли гораздо больше и кораблей, и экипажей. Все, кто есть в этом зале, познали горе. И нам не нужно ваше серебро. Мы хотим того, что было обещано словом твоего отца. Мы хотим, чтобы весной ты собрал всю армию Спарты и встал рядом с нами.
– Я сказал, что мы выйдем, – подтвердил Павсаний. – Когда настанет подходящий момент, мы будем там.
Аристид пристально посмотрел на него:
– Это звучит как очередная отговорка, регент Павсаний. Когда наступит подходящий момент? Мы столкнулись с врагом, которого никто из нас не может победить в одиночку. Точно так же, как мы это сделали на Саламине. Не надо указывать на ваши обязательства и клятвы, данные от вашего имени. Единственный вопрос, который имеет значение, прост и звучит так: вы встанете рядом с нами?