Atem. Том 1

Как оказалось позже, салон трамвая опустел именно по той причине, что остановка называлась «Университет». Мы проехали.

47

Семь пятьдесят. Со всех ног бежим на лекцию. Дэниэль, придерживая злосчастный берет, что-то сварливо ворчит себе под нос, но за шумом городского транспорта слов не разобрать, до меня доносится лишь бессвязное бормотание. Я бегу следом, в военной манере размахивая перед грудью кулаками и с невероятно важным видом, точно опаздывая на тайную научную конференцию.

— Эли! — вновь вырвалось именно это имя. — Эли, постой! — не выдержав, рассмеялся я.

— Штэф! — в присущей итальянцам замашке, экспрессивно вскинула она в воздух руку, очевидно, тем самым выразив своё негодование, от того, что я позволил себе остановиться раньше положенного.

— Давай прогуляем! — сорвалась с языка сумасшедшая мысль, и брови Дэни скептически изогнулись, но в глазах мелькнули искорки задора. — Ну, давай же! Давай?

Дэниэль кинула взгляд на усыпанную опавшей листвой университетскую площадь, по которой торопливо шагали угрюмые студенты и хмурые профессора, затем на меня, а потом снова на площадь. Но эти мимолётные порывы, колебания, это жгучие желание принять соблазнительное предложение, уже горящее в её глазах крохотными огоньками азарта, сдерживались чем-то извне, рискну предположить, опять какими-то вымышленными ею правилами.

— Быстрей! — заметив охранника библиотеки, вывернувшего из закоулка, пронзительно вскрикнула она, всё же отважившись пойти наперекор неписаным законам. И, рывком дёрнув меня за рукав, потянула за собой.

Говоря «давай прогуляем», я подразумевал пропуск лекции профессора. Сейчас же цоканье маленьких каблучков по камню мостовой звучало громким гимном революции. Révolution. Именно так. Только на языке французов. Тук-тук! Цок-цок! Révolution! Именно так. Пренебрежительно. Словно пытаясь отхаркнуть от себя это слово. Тук-тук! Цок-цок! Révolution!

Обогнув неприветливое суровое здание университета, мы потерялись в закоулках узких улиц, оторвавшись от мнимого врага, даже неподозревающего о своем вражеском статусе. Мы, давно не дети, сегодня были ими, играющими со своими воображаемыми персонажами, нарушающими вымышленные правила. Всё, кроме азарта и возбуждения, было иллюзорным. Кому какое дело до того, что мы не соизволили явиться на занятие? Мы даже не входим в список школяров университета. Почему же адреналин неистово колотит в каждой клетке тела? будто о нашем самовольном прогуле непременно доложат строгим родителям. Но мой разум ликовал ещё и оттого, что, очевидно, Дэниэль решила не пойти и на работу, о чём я поинтересовался как бы невзначай, дабы не выдать своего торжества.

— Я пойду, — на моё скромное празднество в костюме жандарма явился чинный ответ, — но позже, — продолжила она, мягко улыбнувшись, скрасив улыбкой безотрадную новость.

— А пока можем спрятаться в моём бункере, — предвидя возможный отказ, всё же рискнул предложить я.

«Нет», естественно «нет». Не вкладывай она в свои бесконечные отказы столь неприлично много дипломатичного такта, я бы давно принял управление игрой на себя. А пока за штурвалом стояла Эли, вполне может быть, понимающая то, что она всего лишь матрос-неумёха, которому дозволено управлять судном только в штиль.

Опаздывая на лекцию, никто из нас не успел позавтракать, поэтому прогуливать занятие мы направились в единственное поблизости открытое заведение — дешёвую закусочную, в которой, в довесок к тошнотворному запаху, паршивому кофе и чаю, продавали бургеры, весьма сомнительного качества. Решив дождаться открытия чего-то «приличного», мы ограничились двумя стаканчиками американо, прихватив их с собой.

— Можем сходить на базар, — выдвинул я очередное предложение.

— На базар? — поперхнувшись кофе, вырвался из Эли хриплый смешок. — Очень романтично, — и осознание неосторожно оброненной фразы пришло к ней после того, как слова уже были произнесены. Сделав победоносный глоток, я поплатился за откровенное ехидство обожжённым языком. Иных слов, способных исправить ситуацию и вернуть ей глупо проигранные очки, не нашлось, и Эли признала своё сокрушительное поражение сбивчивым бурчанием: — Разве ещё говорят «базар»?

— А как говорят? — неприкрыто глумился я над ней.

— Рынок, — вмиг помрачнев, кротко ответила она, не поднимая глаз.

Обхватив её под руку, тогда я попытался найти выход из сложившейся неловкой ситуации, пустившись рассказывать о музыке, над которой мы безвылазно корпели целые выходные.

— Хэллоуин послезавтра, вот поэтому и хочу поставить перед студией тыкву — на потеху нашей музыкальной ребятне.