Я хотел завтра вернуться сюда, взяв с собою араба-переводчика, с тем чтобы расспросить девочку, с которой сам мог только разговаривать знаками.
XIX
На другой день, встав поутру, я отправился первым делом к консулу.
Он встретил меня, не скрыв своего крайнего изумления. Я подумал, что изумление это относится к моему изменённому внешнему виду, и поспешил сказать ему:
— Вы удивляетесь, что видите меня в приличном платье? Так ведь я же вам не говорил, что остался вовсе без денег.
Мне хотелось отделаться этою общею фразою, и я положил, что ни за что не стану рассказывать консулу о найденном мной у себя в кармане банковом билете. Довольно и без того мне пришлось в первое моё посещение наговорить ему чудес в решете.
Но он и не допытывался, откуда у меня явилась приличная одежда.
— Вы читали сегодня газеты? — спросил он.
Я ответил, что читал.
— Видели телеграмму?
— Нет, никакой особенной телеграммы не заметил.
— Вы читали европейские газеты?
— А разве есть местная?
— Есть, и в ней сегодня напечатана телеграмма о том, что американский пароход с керосином сел на риф и был разграблен дикими.
— Теперь вы верите моему рассказу?
— Должен верить, несмотря на то, что отказываюсь объяснить себе этот случай.
— Подождём, — проговорил я, — вероятно, он объяснится… По крайней мере, у вас есть некоторые данные считать меня настоящим Гринёвым. Когда придут из России письма, вы убедитесь в этом окончательно.
— Я и теперь уже не сомневаюсь, — сказал консул, — и убеждён, что настоящий Гринёв — вы!..
Мне это было очень лестно, но я всё-таки спросил:
— Почему же вы так убедились? Только потому, что мой рассказ подтвердился газетной телеграммой?