Урвич, однако, не обратил на это внимания и продолжал подвигаться вперёд. На берег съехали офицеры, может быть, князь был там, и весьма естественно поддерживали на яхте сношения с берегом сигналами.
Пристав к площадке у скалы, Урвич привязал к кольцу лодку и стал подниматься по тропинке.
Сначала подъём был очень удобен и вовсе не крут, так что Урвич невольно в душе посмеялся предупреждениям Дьедонне о том, как трудно будет подниматься по тропинке.
Урвич уже не сомневался, что остров, у которого остановилась яхта, был тот самый, куда посылал его Дьедонне.
Такого поразительного совпадения во всех подробностях не могло быть.
Мало-помалу тропинка суживалась и по мере этого становилась не так полога, как прежде. Урвич уже не шёл по ней, а карабкался. С каждым шагом делалось труднее цепляться ногами и приходилось очень внимательно ставить их. Тут только понял Урвич, что напрасно усмехался он в начале подъёма. Теперь, наоборот, он должен был сознаться, что действительность превосходила то, что говорил француз.
Местами крутизна была почти отвесная, и взобраться дальше можно только было благодаря маленьким выступам, высеченным в скале.
Дьедонне называл эти выступы ступеньками, но на самом деле оказывалось такое название вовсе не подходящим. Это были не ступеньки, а кронштейны скорее.
Приходилось отыскать такой кронштейн, осторожно поставить на него ногу, упереться и подняться с большим усилием.
Проделывая это, Урвич прижимался инстинктивно грудью к скале, потому что малейшее отклонение грозило падением. Он не только не шёл, но и не карабкался уже, а полз, стараясь прилипнуть, как муха, чтобы не сорваться.
«Однако кто-нибудь подымался же тут до меня, — рассуждал он, — отчего я не могу сделать того же самого?»
И с упорством, настойчивостью и терпением он передвигал ноги, цеплялся руками и полз вверх.
Он, поднимая изредка голову, видел над собою заветную цель своего стремления, край скалы и видел тоже, как приближался к нему медленно, тяжело, но приближался, и сокращалось расстояние между ним и светлой полосой неба, синевшего в лунном сиянии над тёмным абрисом скалы.
Урвич вспомнил, что Дьедонне говорил ему, чтоб он не оборачивался.
И именно потому, что тот говорил ему об этом и он вспомнил, Урвичу страстно, неудержимо захотелось поглядеть назад…
А как он теперь высоко над водой и где эта вода, и какой вид имеет стремнина?
«Лучше не надо!» — словно шепнул ему какой-то внутренний голос, но он не послушался.
Он хотел только заглянуть углом глаза и чуть-чуть повернул голову.
Сердце вдруг так и упало в нём. Это был один миг, но Урвич успел увидеть, что он почти на воздухе, что залив провалился в огромную глубину, и что между ним и водой нет ничего; скалы, на которой держался он, он не мог видеть, потому что для этого надо было нагнуться.
Урвич сделал невольное, порывистое движение, вздрогнул…