Последствия

По привычке влив в себя всю приготовленную для него еду (что и в этот раз составляла похлёбка с картофелем и морковью ), Вильям озадачился вопросом о графике рабочих смен.

– Я, конечно, не о том, сколько дней я работаю и сколько отдыхаю, я помню, что должен тебе полторы недели. Но неужели Анна выполняет этот тяжёлый, не женский труд одна, каждый день, когда ты сидишь рядом за столом, смотря на бумажки? – улыбаясь девушке, спросил Вильям. – А супчик – изумительный. Ты бы преподала хороший урок тем, кто готовил завтрак мне в Париже.

– Зачем ты приехал сюда? Ты ведь тогда не рассказал. Неужели спасался от противной еды и добрался даже до Англии? —засмеялась девушка, не дав отцу ответить на вопрос Вильяма.

– Я был там при дворе… слуга. И к моему несчастью, за заслуги, был приставлен к юному принцу Карлу. Он был привязан к матери слепой детской любовью, и я, сам не хотя того, стал выполнять приказы и её Величества. Я не могу вам рассказать подробно. – нагнетая атмосферу скрытности, несколько слов Вильям произнёс шёпотом и общий тон голоса заглушил. – Но последнее поручение я выполнил неосторожно, из-за чего вскоре моё тело Сена вынесла бы из Парижа и выплеснула на берег где-нибудь около Шуази-Ле-Руа. Но я был вовремя предупреждён фрейлиной королевы, которой незадолго до этого исправил положение при дворе, и сбежал. Я не знал, будут меня искать или нет, ведь за время моей службы я не разу не слышал, чтобы господа убивали своих слуг… Хотя мог бы догадаться, когда, проходя по утру, в коридорах не мог найти не предупреждавших о своём отлучении друзей! И, когда от Парижа меня отделяло несколько дней пути, я уже не знал, куда еду. Я закрыл глаза, поставил лошадь на дыбы, а когда она, провернувшись, опустилась на землю, поскакал прямо.

– А дальше? – когда Вильям остановился и не продолжал, простонала Анна, с интересом занявшаяся рассказом.

– А дальше более скучно. Я доехал до моря, нашёл лодочников и вместе с Элиз переправился на острова.

– У твоей лошади была красивая кличка.

– До того, как я им наградил кобылу, так звали мою соседку.

– Я не думаю, что ей было приятно, когда она узнала, что ты назвал лошадь её именем. – усмехнулась Анна, в душе которой блеснула искорка присущей женщинам ревности к незнакомкам, появляющимся в рассказах мужчин.

«Я бы с автором не согласился. Я знал многих, кому они были безразличны или тех, кто даже им сразу начинал сочувствовать. Я имею в виду героинь рассказов. Но всё же автор судит по примерам круга своего общения, а он у неё обширный, где и правду женщины завистливые.»

– Ей это уже было безразлично. Я не был свидетелем, но произошло это недалеко от дома, и когда я сбежал на крик, она была уже мертва.

– Её убили! – в испуге отшатнувшись и снова в исступлении от увлечённости припав к столу, воскликнула Анна.

– На неё упала телега, перевозившая жеребят. – печально сгримасничав, распуская руки, ранее собранные друг в друга, в большой кулак, вздохнул Вильям.

– Что за глупость! До этого могли додуматься только французы – перевозить лошадей в телеге! – недоумевая воскликнула девушка, кивая отцу. – Но я всё же не могу понять тебя. Ты назвал свою лошадь именем умершей соседки, потому что хотел оставить её в памяти?

– Я работал в королевской конюшне. Это произошло лет за тринадцать до того, как я бежал. И когда в тот день я пришёл на работу, то узнал, что тех жеребят везли к нам. Один из них хромал, и главный конюх хотел отправить её обратно коннозаводчику, но телега уже уехала. Тогда он отдал её мне и сказал продать на рынке или убить. Я простоял там целый день, но её не купили. Я пошёл и на следующий день, но тоже. Третий раз я идти отказался – слишком сдружился с ней за те два дня – и оставил в конюшне. Пришлось мне после этого пройти через некоторые унижения и грубости, но Элиз я отстоял. Ей выделили небольшой уголок. А через пару месяцев моих ухаживаний она поднялась на ноги. В то же время и я сам немного выслужился, повысил жалование и ей выделили место в общем стойле.

– Ты совсем без горечи говоришь о ней. – заметили Анна.

– Я ни о чём не жалею.

– Но ведь её украли! Как ты можешь так безразлично её вспоминать, если по твоим рассказам даже мне понятно, как ты любил её.

– Это всего лишь лошадь. Но… мне неприятно вспоминать о Франции… а она именно её мне и напоминала. – замявшись, ответил Вильям. – Дак что там о расписании?

Он оживился и повернулся к сидевшему во главе стола Хьюго, который, молча, хлебал бульон и слушал рассказ.