Последствия

Трактирщик, давя на смирного Андрея безразличием, отвернулся к столу.

– Я надеюсь, что мы больше не увидимся. – ласкаясь, попрощался Вильям и выдворил юношу из дома и, подпрыгнув к Хьюго и наклонившись над ним, взвинчено продолжил. – Ой, уведёт он у тебя Анну. Вижу, ты не смущён его покорностью. Пододвинься.

Вильям вытащил из-под стола ещё один стул и, поставив его около стены, слева от Хьюго, сел полулежа.

– Нет, сегодня больше говорить не хочу. И завтра, наверное, хотя скорее всего так и сделаю, тоже не буду. Дремота навивается. – Вильям по-детски широко зевнул и потянулся руками вверх, а после выдохнул с громкой отрыжкой. – Дак, где я буду спать?

Хьюго, весь вид которого кричал намёком на то, что он не расположен к обществу, только указал рукой к левой безоконной двери. Проследив взглядом за жестом мужчины и дополнив его траекторию невидимой линией, Вильям нашёл постеленное в углу одеяло.

– И только?

Хьюго насупился больше, приподнял плечи и втянул в них голову, будто его потревожил прохладный ветерок.

«А так и было.»

– Я не люблю спать при свете. Заканчивай поскорее.

Вильям, не возвращая своё сидение на его первоначальное место, не снимая ни сапог, ни штанов, хотя ни одна из приобретённых вещей на вид первоначальной свежести не имела, вытащив из-за пояса нож и положив его рядом с головой, лёг на одеяло. Через несколько минут, когда Хьюго закрыл дверь и ставни, забрал свечу и вышел из комнаты, мужчина развязал плащ и накинул его на себя, а рубаху натянул сильнее, заткнув её концы под тело.

Разговоры и зрелище

Несмотря на то, что тело его бодрствовало уже не один десяток минут только после того, как горло Вильяма обожгла кипящая похлёбка, мужчина пришёл в сознание. Он посмотрел на своё ни на год не постаревшее, не имевшее никакого выражения сейчас и все оставшиеся до конца суток лицо, отразившееся в мутной воде, поставил тарелку на стол и огляделся. Напротив и справа от него сидели Анна и Хьюго, разговаривая. Но Вильям ничего не слышал – рты их открывались, но звук заглушало шипение, окутавшее внутренности черепа Вильяма. Он ни о чём не подумал и перевёл взгляд на комнату, только часть которой видел вчера. Кроме стола и спального места Вильяма в ней нашлось пара шкафов и небольшой костёр, для разведения которого в полу дома было выломано несколько досок, над которым была установлена тренога со свисавшим с протянутой между спицами палки котелком. Комната была небольшая и дым уходит через застеленные туманом окна, равномерно распределённые по двое в двух стенах.

Бездумно и безмолвно сидел Вильям, уперевшись глазами в потухающие угли, через пару минут после чего залпом выпил воду с несколькими плавающими в ней ломтями картофеля и моркови. А после, показательно поставив пустую миску на середину стола, вошёл в следующую комнату. Здесь стояли уже только две кровати и более ничего.

«А под каждой из них по сундуку.»

В ней не задержавшись, Вильям прошёл в паб. К тому времени, как он открыл все окна, и краски комнаты начали меркнуть, заполняясь туманом, в неё вошли Хьюго и Анна. Девушка побежала за стойку, а трактирщик, улыбаясь, подошёл к Вильяму. Он смотрел на то, как около двух минут Хьюго шевелил губами, а после, никак не выразив ответа, пошёл за барную стойку, где Анна уже расставила пинты, открыла бочку с водой и вывесила тряпки. Хьюго открыл дверь, и через минуту один столик уже был занят.

Снуя между столами, под радостным взглядом Хьюго, Вильям провёл весь день. Несмотря на привнесённые осложнения, он прекрасно сообразил план работ. Если за стойкой стояла Анна, то взгляд Вильяма всегда был устремлён в зал, на руки англичан, а к столам подносил ровно столько кружек, сколько пальцев он запомнил поднятыми. Если же наливал сам, но выбирал один сорт без разбора, так как захмелевшие гости уже не могли различить вкуса или забывали, что заказывали.

Хьюго был доволен усердием нового помощника. А Анна проявляла к нему всё больший интерес, нараставший из-за контраста вчерашней болтливости с сегодняшним молчанием. Оба находили для себя в нём что-то особенное.

Паб закрылся поздним вечером, когда Хьюго выгнал последних засидевшихся, полуспящих мужчин. Тогда Вильям узнал о существовании ещё одной комнаты – погреба, прорытого прямо под барной стойкой. Спустился Вильям в небольшую, размером с половину зала трактира, комнату, полностью уставленную шкафами. На большей части из них стояли бутылки, но пару последних занимало мясо, замороженное для питания хозяев. Анна выбрала несколько бутылок, которые Вильям помог поднять и выставить их на витрину на пустые места, которые освободила громкая и не бедная компания вечером.

Вильям любил спать, а особенную любовь к этому приобрёл в последних своих временах, когда положение на социальной лестнице позволяло ему иметь пассивный доход. Теперь же, вторую ночь подряд, он просыпался рано – через несколько минут после рассвета.

Все действия следующего утра были те же, только слух и разговорчивость к нему вернулись, а голова была свободна от мыслей и посторонних звуков. За завтраком её часто тревожили переговоры Хьюго и Анны.