Все лгут

– Если уж она двадцать лет ждала, неужели не сможет подождать еще часок?

Я целую ее в щеку. Бледное лицо влажно от пота, темные волосы рассыпались по подушке. Она открывает глаза и долго смотрит на меня в тишине.

Потом говорит:

– Ты хочешь, чтобы я ушла, верно?

Я киваю.

– Господи боже, Гуннар. Почему тебе так важно спать в одиночестве?

– Иначе я вообще не могу спать.

И это правда, я никогда не смог бы заснуть рядом с ней. И рядом с любой другой женщиной, если уж на то пошло.

Будил спускает ноги с кровати и наклоняется, чтобы поднять с пола трусы и бюстгальтер. Потом делает несколько шагов в сторону двери и сдергивает со спинки стула юбку и шелковую блузку.

Нервными, быстрыми движениями одевается.

– Если бы я не так хорошо знала тебя, то была бы в бешенстве, – бормочет она.

– Ты красивая, – произношу я, любуясь ее стройным белым телом. Ее живот совсем немного нависает над шрамом от кесарева сечения, груди маленькие, руки мускулистые.

Она фыркает.

– Ты кусок дерьма.

Это не так – я и в самом деле считаю ее красивой. Но вслух ничего не говорю – понимаю, что она знает это.

Я провожаю Будил до двери и снова целую, не так мимолетно, как в прошлый раз.

– Увидимся утром, красотка, – говорю я.

– Отвали, – отмахивается Будил. Однако на ее губах появляется намек на улыбку, доходчиво объясняя мне, что все в порядке.

Дверь захлопывается, и я возвращаюсь в опустевшую постель. Выключаю свет и закрываю глаза.

«Может быть, в одиночестве я и не чувствую себя сильнее, – думаю я. – Но уж точно гораздо спокойнее».