Все лгут

– Прошу прощения, я не хотела…

Он успокоительно поднял ладонь:

– Ничего страшного.

Гуннар вручил мне чашку, сел напротив и молча окунул чайный пакетик в воду. Гул голосов снаружи постепенно стихал, по очереди заводились моторы, и репортеры разъезжались.

– Они вернутся, – сказал Гуннар. – Просто отвечайте им, что не станете ничего комментировать.

– А если я так и сделаю, они перестанут о нас писать?

Гуннар заерзал на стуле.

– Нет. Но данный конкретный репортер в данный конкретный день, вероятно, от вас отстанет.

Я задумалась над его словами. Взгляд мой упал на наше с Самиром свадебное фото, и живот тут же скрутил спазм.

– Не могу в это поверить, – проговорила я. – Не могу это принять.

Гуннар откинулся на спинку стула и покосился на сдвинутые гардины.

– Нам кажется, что мы знаем тех, кого любим, – сказал он. – И это естественно. Но порой самые большие секреты оказываются как раз у самых близких людей.

– Я не хочу в это верить. Я хочу верить, что Ясмин просто сбежала, это было бы очень на нее похоже.

– Хм, – промычал Гуннар, шумно отхлебнув горячего чаю.

– Вдруг она найдется, живая и здоровая, где-нибудь в Париже или на Ибице, она очень хотела там побывать.

– Она мертва, Мария. Чем быстрее вы смиритесь с этим, тем лучше. Технические улики не врут. Все ее вещи на месте, и паспорт остался дома. Более того, мы проверили списки пассажиров всех рейсов, вылетевших из Стокгольма в следующие после исчезновения сутки, и Ясмин среди них не было.

– И все равно. Ничего не сходится. Самир не такой. Он не агрессивный и не подозрительный. А вдруг кто-то намеренно хочет засадить его за решетку?

– И кто бы это мог быть?

Во взгляде Гуннара читалась необычайная усталость.

Я задумалась, грея замерзшие пальцы о горячую чашку. Никогда в жизни я не мерзла так сильно, как той зимой.