Все лгут

Потом я вспомнила, как он сидел в кресле с Кораном на коленях. Был ли в этом какой-то скрытый смысл? Был ли Самир, несмотря ни на что, религиозен? Быть может, я и не подозревала, что он – фундаменталист?

А еще взять тот случай, когда Ясмин споткнулась и рассадила губу. Они с Самиром тогда беспрерывно скандалили. В самом ли деле она упала или они снова поругались и Самир, потеряв самообладание, ударил ее? Может быть, потому он был так зол, когда мы с Винсентом вернулись домой? Может быть, потому он даже не хотел везти ее в больницу?

«Я сойду с ума», – думала я.

«Я в самом деле сойду с ума».

12

На следующее утро по телевизору только и говорили, что об аресте Самира. Я пошла, а вернее сказать, стремглав выскочила из кухни, чтобы поскорее выключить телевизор в гостиной, пока Винсент ничего не понял, но оказалось, что переживать было не о чем. Винсент свернулся на диване, зарывшись носом в один из журналов Ясмин. Зарывшись носом – это буквально.

– Он пахнет, как Ясмин, – пояснил он, откладывая журнал.

Я погладила сына по голове и заглянула ему в глаза.

– Тебе грустно? – спросила я.

Выпятив нижнюю губу, он кивнул, но тут же просиял.

– А теперь можно будет мне взять собаку, мама?

Да, что ни говори, Винсент был лучиком света в самые темные времена. После ареста Самира должно было пройти время. Честно говоря, я плохо помню, как жила в те дни и недели. Но свои обязанности мне приходилось исполнять, а одной из них была забота о Винсенте. Он уже потерял Ясмин и нуждался во мне больше, чем когда-либо.

Само собой, помимо общения с сыном у меня имелись и другие занятия. Приходила Грета, например. Когда я открыла дверь, она крепко меня обняла и потащила в кухню, неся в одной руке бутылку белого вина, а в другой – контейнер с креветочным салатом.

– Это немыслимо, – заявила она, устраиваясь на стуле. – Значит, они считают, что это он убил?

Я села напротив. Короткие темные волосы Греты торчали во все стороны, а щеки горели от мороза. Глаза блестели от возбуждения – и я не могла понять, было то любопытство или нечто иное, но что-то в выражении ее лица привело меня в бешенство.

Грета стащила с себя пуховик.

– Там дубак, – пояснила она и тут же чихнула, не озаботившись прикрыть рот.

Я кивнула.

– В такую погоду даже кот не пойдет гулять, – продолжала она. – Будет лежать у печки и пухнуть, как тесто. Где у тебя штопор, дорогая?

Я принялась доставать штопор, хлеб, бокалы и тарелки.