Все лгут

Я покачала головой.

– Как чувствует себя Самир? – спросила я адвоката.

Франц поправил бабочку, которую любил носить. Он был относительно молод для адвоката, этакий стиляга, которому нравилось одеваться, как солидные мужчины. Много твида, костюмы-тройки и… верно, бабочки.

Мама, присутствовавшая на некоторых из наших встреч, окрестила его «Тюре Свентон»[15]. Не думаю, что она этим выражала какой-то негатив, мне кажется, адвокат ей нравился. Он был в точности таким, за какого, по ее представлениям, мне следовало выйти замуж: хорошо образован, вежлив, и ни капли арабской крови в анамнезе.

– Учитывая обстоятельства, он чувствует себя неплохо.

– А что он говорит по поводу обвинений?

– Я не могу с вами это обсуждать.

– Почему же?

– Мне нельзя никому передавать содержание наших с Самиром бесед. Даже вам.

Я замолчала.

– Тогда что говорит прокурор? – спросила я.

– До начала суда мы не узнаем, какое наказание запрашивает обвинитель. Так уж все устроено.

– Но что думаете вы?

– Не хотелось бы строить догадки. Но сроки наказания за убийство варьируются от десяти лет до пожизненного.

Я не издала ни звука.

Пожизненное. Звучало как смертный приговор.

– Все зависит от того, сочтет ли прокурор обстоятельства дела отягчающими, – продолжал Франц.

– Что вы имеете в виду?

– Если при реконструкции событий выяснится, что преступление было совершено с особой жестокостью или спланировано заранее.

– Но, – вмешалась я, – тело ведь так и не нашли. Разве в таком случае можно осудить человека за убийство?