Иди со мной

- Между коридором и операционной находилось помещение для переодевания, в нем охранники с оружием. Они отказались впустить Колю, так что прошел он вместе с дверью, - прибавляет мама.

Американец, все еще в сознании, трясся под грязной простыней и громадной лампой в форме блюдца, а людей вокруг, всех тех трупоедов, было столько, что сарику пришлось отодвинуть секретчика с фотоаппаратом, чтобы протиснуться. Медсестрички перешептывались между собой. Из-под медицинских масок были видны взволнованные взгляды. Установленные по углам серебристые баллоны с кислородом походили на бомбы.

Увидав отца, американец с трудом повернул голову, тем временем доктор с козлиной бородкой и все остальные серьезно взялись за него. Они пытались снять тот странный костюм: один врач натягивал ткань, второй резал скальпелем, наконец им удалось открыть фрагмент груди.

В этом месте кожа была не такой серой, а, скорее, голубой.

Отец рассказывал маме, что американец глядел только на него, старик чувствовал этот взгляд, хотя глаза спасенного были черными словно жемчуг. В них отражались хирургические клещи ножницы и борода доктора.

Секретчик снимал. Его дружок куда-то убежал, наверняка звонить.

Доктор подцепил пальцем браслет на запястье американца и другой рукой взял скальпель. Тогда в старике отозвался солдат, который видел уже немало случаев, когда другие умирали, по крайней мере, так утверждает мама, что-то в нем подсказывало, да что там, вопило, что этого браслета трогать нельзя.

Отец прикрикнул на врача, но тот не слушал. Тогда Коля попытался вырвать у него скальпель и даже вскочил на стол, но доктор уже сделал разрез, и браслет упал на пол.

Американец затрясся, он стянул и без того узкие губы, маленькие ступни били в простыню.

Окружающие бросились на помощь. Коля хотел их разогнать, но было уже поздно - вспоминает мама и печально прибавляет: - Все мы умираем одинаково, под своей или чужой звездой.

Врач ритмично жал на голубую грудь, сестра подключала кислород, а мой старик присел возле умирающего, чтобы их лица очутились одно напротив другого, и взял серую руку своей ладонью. Американец стиснул пальцы. От слабеющего дыхания пахло страхом и пеплом.

Присутствующие: доктор, охранники и секретчик пытались оттащить отца, поэтому старик вытащил волыну и, не поднимаясь с корточек, показал: руки прочь от человека, а не то пристрелит.

Американцу уже не нужен был врач, а всего лишь кто-то, кто подержит его за руку. Он и отец глядели друг на друга, пока черные глаза не помутнели, захват пальцев не ослабел.

Мертвый летчик был хрупким, словно иллюзия.

Старик спрятал пистолет, отряхнул штаны, послал доктора на все три буквы и вышел из операционной. Потом говорил, что сделал огромную ошибку: труп нужно было забрать с собой.

Или хотя бы браслет.

Об иронии судьбы

Из состояния задумчивости меня вырывает Клара вопросом, не съехал ли я с катушек.

По ее словам, всегда, когда я возвращаюсь от старухи, то сижу до утра, вышмаливаю пачку "честерфильдов" и съедаю полкило селедки. В доказательство показывает пустую банку и обращает внимание на то, что я даже лук навернул.