— Белов разрушает все мои планы, — продолжал Казимир Павлович. — Я могу повлиять на Милованову, сговориться с вами, но с Беловым — увольте меня.
— Что ж, отступайте, отказывайтесь от своих убеждений, ходите на цыпочках перед Беловым, — возмутился Хамзин.
Великорецкий, помнится, даже простонал:
— И это я слышу от друга?
— Настоящий друг, как я понимаю, должен первым предупредить об опасности и дать добрый совет. В этом его долг…
Хамзин говорил искренне. Он не променял бы Великорецкого на трех Беловых. Но на коротком совещании, состоявшемся вскоре после этого разговора, Белов поставил вопрос ребром: за или против бурения? Другого выбора не могло быть. Белову не было никакого дела до того, что на свете есть осторожные люди…
Он сумел привлечь на свою сторону Милованову, которая недвусмысленно заявила: пора приступать к бурению. Хамзин не мог лезть на рожон. Теперь нужно было думать не о Великорецком, а о себе.
Когда чаша весов заколебалась, Хамзин счел нужным переметнуться в лагерь Белова. Но это следовало сделать осторожно.
При первом же удобном случае Хамзин заговорил с Беловым о том, как они вместе с Великорецким заблуждались, недооценивая бурение. Второй раз он ненавязчиво похвалил дальновидность Ивана Михайловича Губкина, учеником которого считал себя Белов.
И пока что этим ограничился. Пусть Белов поймет, что Хамзин не только лоялен, но и человек мыслящий. Этого достаточно.
Время будет работать на него.
Да, не баловала жизнь тебя, Сагит Гиззатович! Один всевышний знает, каким тернистым путем ты пробивался в люди. Тогда, когда ты влачил жалкое существование студента, нищенствовал и голодал, никто не пришел тебе на помощь. Ты был один против всего мира!
Великорецкого легко убрать с дороги. Более сложная борьба предстоит с Беловым, это ясно. Но Хамзин перестанет быть Хамзиным, если не одолеет этого молокососа!
Придя к этой мысли, Хамзин откинулся на спинку стула. Все часы показывают одинаковое время: половина десятого. Пройдет еще одна ночь, за ней наступит утро.
Экспедиция становилась большим коллективом. Надо думать не только о Белове, но и об Ага Мамеде, Буране Авельбаеве, бурильщике Птице, даже о старике Шаймурате. С каждым из них надо применять различную тактику.
Печь разгорелась, в комнате стало теплее. Поздняя осень давала о себе знать. Сняв телогрейку, Хамзин поставил на печку чайник. Он с наслаждением думал о той минуте, когда перед ним будет стоять стакан ароматного чая, привезенного из Индии.
Уединение в комнате со множеством тикающих часов и чай — единственная радость Хамзина. Он поднес стакан к губам. Спасибо тому, кто придумал этот напиток.
Предстоит тихая, незаметная работа со сложными ходами. Он верит в победу и улыбается.
Целый месяц уже прошел — так много! Несмотря на все свое старание, Камиля с трудом разбиралась в кернах, ежедневно поступающих с буровых. Каждый раз она обращалась за помощью к Людмиле Михайловне.
Особенно сложно оказалось с записями. С трепетом бралась она за ручку, чтобы записать результаты анализов в коллекторский журнал. Милованова была неумолима, строго требовала точности, будто Камиля всю свою жизнь была коллектором геологической экспедиции. Приходилось терпеть и учиться.