— Не было у нас настоящей любви, я это поняла. Я сама себя обманывала. А теперь уходи!
В ответ Хамит расхохотался и, подойдя к нарам, разбросал подушки и одеяло.
— Я лягу на свое место.
В ярости заколотилось сердце. Камиля схватила топор и подняла его над головой:
— Не доводи до греха!
— Да ты что?!
Он отступил к двери.
Не то от усилия, с которым она подняла топор, не то от нервного возбуждения вдруг под сердцем зашевелился ребенок. В ее теле забилось второе сердце. Сын или дочь? Она прислушалась, точно ожидая ответа. Топор медленно опустился.
Хамит не понял, отчего произошла такая резкая перемена, отчего просветлело лицо Камили. Он подумал, что она сдалась. Подошел к ней, взял ее за плечи, повернул лицом к себе.
В глазах женщины была ненависть, острая, как лезвие бритвы. Хамит опустил руки, отступил под этим взглядом. Женщина сказала себе: «Нет, не надо мне его сына. Я не хочу второго Хамита. Я убью его».
Птица все больше и больше удивлял Бурана. Он знал, что бурильщик нуждается в квартире, что он ютится с семьей в маленькой и без того тесной избенке вдовы Хадичи. Однако, когда отстроили первый «казенный» дом, Птица отказался поселиться в нем.
— Есть люди, нуждающиеся больше меня, — сказал он.
И комнату передали его сменщику, второму бурильщику.
Буран спрашивал себя: как поступил бы он в подобном случае? И отвечал: «Я бы, наверно, не уступил свою комнату».
Этот человек, отпустив свою вахту, частенько оставался помогать второй смене. Буран заинтересовался: может быть, он подрабатывает, получает сверхурочные? Ведь у него семья. Ему сказали, что Птица остается по собственной воле и никогда за это не требует денег.
Что же это такое?
На этот вопрос Буран не мог ответить. Однажды Птица сам ответил за него. Он сказал опоздавшему на работу Хамиту, который недавно стал напарником Бурана:
— В тебе, я вижу, нет рабочего духа!
— А что такое рабочий дух? — нахально оскалил зубы Хамит. — Отличается он от солдатского духа или нет?
Птица от ярости чуть не задохнулся.