Рядом с Иваном Михайловичем сидел азербайджанец с глубоким шрамом на левой щеке. «Почему так много воды в Каспии? — спрашивал он. — Не потому ли, что тысячи голодных плачут на его берегах? Нас грабят голландские и английские купцы, на богатой земле живут нищие труженики. На мне одни штаны и сто вшей. Скажи: долго ли будет продолжаться эта жизнь? Ты ученый человек, должен знать».
Тогда Губкин не сумел ответить. А теперь он ответит этому старику, который бодрствует возле него, ведь он тоже ждет ответа:
— Вот что, старина, на твоей земле есть нефть. Ты еще не представляешь, что она даст тебе и твоему народу. Похоже на то, что вы обгоните всех нефтяников России…
— Чем дальше мы пойдем, тем больше встретим препятствий, и если мы не сумеем преодолеть встречное течение, грош нам цена. Мудро сказал этой ночью мне ваш старик: «Птица познается в полете, конь — на подъеме, воин — в бою».
Это было напутствие Ивана Михайловича геологам и бурильщикам.
Людмила Михайловна, слушая его, подумала: «Приехал всего только один человек, но каким он оказался нужным. Вник во все наши дела, указал на ошибки, а вот теперь спокойно учит бороться за свое дело». И тотчас же поймала себя на мысли: «Интересно, каким он был молодым? Таким же сдержанным, спокойным или горячим и злым, как Артем?»
Невольно она сравнила двух людей, по-разному дорогих ей: Ивана Михайловича Губкина, перед знанием, волей и талантом которого она преклонялась, и Артема Белова, любимого ею. Может быть, это происходило оттого, что ей хотелось найти в Белове черты характера Губкина?
— Итак, подведем итог тому, что выполнено, и позволим себе помечтать…
Для Губкина как будто не существовало препятствий, которые измучили экспедицию: приказы треста, сомнения и неудачи. Он спокойно перечислял, что уже сделано. Послушаешь его — и кажется, что сделано немало. Ведь больших открытий не совершают малыми усилиями.
— У нас скоро войдут в строй все четыре скважины. Их надо углубить. Проводите опробование разных горизонтов.
Белов, конечно, более запальчив. Он не ограничился бы таким спокойным разговором. Обязательно кого-нибудь обидел бы, поссорился бы с кем-нибудь.
Людмила Михайловна понимает, что это спокойствие — результат не только знакомства с геологической документацией Башкирской экспедиции. Многие годы Губкин посвятил изучению Урало-Волжской области, он выдержал много сражений, которые не всегда заканчивались победой; но поражения не убили в ученом способности увлекаться… Да, да, он увлекался, как юноша.
— Погребенные рифовые массивы уходят на юг, на восток и запад. И вы ищите нефть на юге, западе и востоке. Артинская толща должна дать промышленную нефть. Эта ближайшая ваша задача.
Людмила Михайловна взглянула на Белова. Он сидит в сторонке с потухшей папиросой во рту. О чем он думает?
А вдали рокочут буровые. Радуется ли Артем победе или его грызут сомнения? Ведь еще не известно, что дадут скважины — воду или нефть?
Но, как бы там ни было, пока что победил Белов.
— Большую нефть надо искать в более глубоких структурах, — продолжает Иван Михайлович. — Возможно, на глубине полутора-двух тысяч метров. Мне думается, вся Россия стоит на большой нефти. Границы этой области могут простираться от Волги до Уральского хребта и от Каспия до Москвы. Открыв первый нефтяной промысел, вы, пионеры уральской нефти, сразу же выйдете на поиски новых богатейших месторождений. Освоением промысла займутся только некоторые из вас…
«Вот так же убежденно он будет говорить с искателями нефти под Самарой и Сызранью, — думает Людмила Михайловна. — Увлечет всех большой мечтой, и тогда уж их не остановишь…»
Ей так хочется, чтобы Белов, как и Губкин, пронес через всю свою жизнь молодость. Молодость и неумирающую веру в свое дело.
Счастье есть